Он даже не помнил, как вышел на улицу. Потом курил, всматриваясь в темноту ночи, ожидая машину — хоть какую-то, но улица была безлюдной, пустынной. И когда он уже собирался идти пешком — вернее, бежать, потому что, на его взгляд, времени для откровенности оставалось так нищенски мало, наконец-то появились два желтых глаза в темноте. Он тормознул одинокого автомобилиста — им оказался пожилой дагестанец, который сразу откликнулся на Митину просьбу подвезти его до Третьей Дачной.
Не потому, что так уж были нужны деньги, просто у Мити было странное лицо и глаза торопились куда-то, обгоняя тело… Говорят же, что наша душа видна именно в них, в глазах. И еще — этот парень явно находился на стыке существований «до» и «после», как на границе параллельных миров, и это было, несомненно, важно, потому что — кто знает? — не вознаградят ли тебя потом небеса за твою помощь? Говорят, что они покровительствуют любви.
Они приехали быстро, Митя выскочил, поблагодарил водителя, расплатился с ним — и замер. Ася стояла у своего подъезда, прижав руки к груди, и с ожиданием смотрела на него.
— Ася, — прошептал Митя, и она, скорее угадав, чем услышав его зов, кинулась навстречу, обняла за шею и спрятала лицо у него на груди, как замерзшая птица, решившая довериться именно его рукам. Она не хотела теперь верить в то, что ее решение ошибочно.
— Ася, — снова повторил он, нежно гладя ее волосы. — Ася, милая Ася…
Он заготовил столько слов, но они куда-то делись, растаяли, растворились в звуке ее имени, и он повторял то шепотом, то вслух, то про себя только одно: «Ася, Ася. Ася…»
— Зачем ты вышла? — ласково спросил он, когда в душу понемногу пришло спокойствие. — Уже ночь…
— Ты мог потеряться, — проговорила она, поднимая глаза. — Ты плохо знаешь город. Я не хотела тебя потерять… Я подумала — если я выйду и буду стоять и ждать тебя, ты наверняка меня почувствуешь и найдешь. Даже если заблудишься.
— Как маяк в океане, — тихо рассмеялся он.
— Да, именно так, — улыбнулась она и повторила эхом: — Как маяк в океане. И ты тоже для меня маяк.
Она испугалась, потому что это было признание в любви и оно слетело с губ раньше, чем она успела запретить им произносить эти слова вслух: «Оставили бы вы их себе, как тайну…»
Он прижал ее к себе еще сильнее.
— Митя, — серьезно сказала она, — что же нам теперь делать?
— Наверное, пожениться, — рассмеялся он. — Я думаю, что именно так и поступают большинство людей, когда они понимают, что вместе им хорошо…
— Я говорю серьезно! — воскликнула она.
— Мне кажется, я тоже говорю серьезно. Я тебя люблю. Я что, произвожу впечатление человека, который может шутить такими вещами?
— О, Митя! Но ведь Алена…
— И что? — резко отодвинулся он. — Что Алена?
Если я сел за одну парту с ней черт знает когда и черт знает зачем, я отныне и навеки принадлежу ее величеству? Ася, забудь об Алене! Я знаю, какие слухи она распускает. Может быть, это жестоко, но придется тебе объяснить ситуацию. Нас с Аленой связывают исключительно дружеские отношения, и ничего больше! То, что она говорит, плод ее воображения, а она всегда была склонна выдавать желаемое за действительное. Я люблю тебя, Ася. Те-бя. Посмотри мне в глаза. Пожалуйста!
Она послушно подняла на него свои глазищи, и у Мити забилось сердце — еще сильнее.
— Ты видишь в моих глазах Алену?
Она покачала головой:
— Нет. Я вижу в них звезды… Маленькие, но яркие.
— Одна из этих звезд — ты. Или все эти звезды для меня имеют одно лицо, одно имя… Твое. Ася, я не могу тебе объяснить почему, но так бывает. Может быть, это случилось там, на лестнице, может быть, раньше, может быть, на пляже. Это ведь как удар молнии. Как угадать когда он тебя настигнет? Я знаю, у тебя есть Клаус, но…
— На лестнице… — тихо сказала Ася. — Это случилось на лестнице. Во всяком случае, со мной. А Клаус — мой друг. Это совсем по-другому — это только часть. Вот когда человек тебе и друг, и брат, и до него хочется дотронуться, чтобы проверить, есть ли он на самом деле… Митя, только в тебе я это почувствовала!
Она смотрела на него пристально, открыто, доверчиво, и почему-то ему вспомнились слова старой песенки: «Если бы я был плотником, я сделал бы корабль, чтобы уплыть с тобой туда, где зеленые деревья и золото на голубом…»
Потом они долго бродили по городу, взявшись за руки, и она показывала ему странные, изогнутые переулки, ведущие к реке, и дома с рыцарями, застывшими над ними, как бы охраняющими их. Он вдруг понял, что этот странный город ночью совершенно иной, загадочный, готический и романтичный. Точно ночью он и сам освободился — вырвался из человеческих рук и стал самим собой…
Или — он наполнился Асиной красотой? Митя держал ее за руку, а за другую руку Асю держал этот город, и Митя даже испытал чувство, сходное с ревностью, потому что город знал его Асю с самого ее рождения, а Митя — нет. И пожалуй, надо все-таки стать плотником, сделать корабль и увезти Асю туда, где он будет знать ее дольше всех.