И улыбнется счастье…

Там, за спиной, осталась глянцевая страна, в которой все было как на рекламных проспектах и все же чего-то не хватало. Там остался Митин друг Билл. Мите будет не хватать его, это точно. Но ведь Билл обещал приехать, и Билл всегда сдерживает обещания. Он обещал научить Митю своему искусству создавать чудеса из обычных деревянных досок. И вот теперь Митя сам умеет это делать, потрясая маминых и папиных знакомых. «Он станет художником», — говорила мамина подруга тетя Оля. «Как бы не стал плотником», — смеялся папа с опаской.

«Как Иосиф», — переводила разговор в безопасное русло мама.

— Митя! Не отставай!

Он шагнул на землю и на минуту остановился, вдыхая разреженный прозрачный воздух. «Я вернулся», — сказал он себе.

— Господи, ничего не изменилось! — прошептала мама. — Все так же серо и убого. Здравствуй, немытая Россия!

Митя гневно посмотрел на нее: как она так может?

Это ведь та страна, о которой он мечтал перед сном! Это его страна!

Папа рассмеялся.

— Ладно тебе, Марго, — сказал он. — Все будет хорошо… Пошли.

Они зашагали по дорожке втроем, и Митя был счастлив… Он просто знал, что теперь находится там, где должен находиться.

На своей родине…

Карло Гонсало не помогал. Бог тоже. Может быть, в данный момент они оба пили чай. Беседовали о странностях мироздания, кто знает? На то они и Бог с Карло…

Была только учительница Зинаида Александровна.

Виолетта подняла глаза нехотя, лениво. Жидкие волосы, собранные по учительской моде на затылке в уродливый пучок. Маленькие глаза, спрятанные за толстыми линзами. Мешковатое серое платье с мелкими цветочками черного цвета, от чего цветочки представлялись Виолетте кляксами.

— Что будем делать-то, Журавлева?

Виолетта пожала плечами.

— Язык проглотила, Журавлева? Ты сама посмотри — одни двойки да тройки. Прогулы. В портфеле сигареты…

— А вы зачем по чужим портфелям лазите? — осведомилась Виолетта, глядя на Зинаиду Александровну с плохо скрытой враждебностью. — Это нарушение моих прав, между прочим…

— Ну, пошло-поехало, — обреченно выдохнула Зинаида Александровна. — Права… Какие у тебя, Журавлева, права? Никаких прав, пока не вырастешь. Одни обязанности, дорогая ты моя, одни обязанности…

Виолетта предпочла промолчать. Пускай, подумала она, слегка поморщившись. Пускай говорит себе. Ей было даже отвечать противно.

Зинаида Александровна заметила легкую Виолеттину гримаску и пробормотала себе под нос:

— И что за девочка такая? Надо же было ее мне в класс подсунуть. Все дети как дети, но только…

— Только я не типаж, — протянула насмешливо Виолетта. — Не подхожу под светлый образ, да?

— Журавлева, Журавлева, — проговорила Зинаида Александровна. — Я же тебе добра хочу… Ты погляди, какие у тебя оценки. Тебе один путь, Журавлева, — в ПТУ.

— И в ПТУ кто-то должен учиться, раз их столько понаделали, — отозвалась меланхолично Виолетта, мечтая только об одном — освободиться от прицела этих маленьких глазок. Освободиться, вырваться на свежий воздух из этой затхлости.

— Даю тебе испытательный срок, Виолетта, — строго сказала Зинаида Александровна, которую тоже утомила беседа с этой своевольной ученицей. — Не исправишь свои двойки, пойдешь учиться на токаря…

— Исправлю, — пообещала Виолетта, лишь бы освободиться.

— И не кури, — крикнула уже ей вслед учительница. Последнее замечание Виолетта уже предпочла оставить без внимания. Она уже повернулась к учительнице спиной, и та не могла видеть насмешливую улыбку, тронувшую Виолеттины губы.

Когда они миновали асфальтированную дорожку и оказались внутри аэропорта, Митя остановился. Нет, само здание его не напутало. Оно вполне соответствовало стандартам — застекленный ангар с кучей симпатичных киосков, в которых продавали напитки, сигареты и мороженое, продавали что-то еще, на Митин взгляд, совершенно ненужное… Огромное количество людей сновало туда-сюда с огромными баулами. Усталое человечество путешествовало.

Митя же испытывал шок не от этого. В Нью-Йорке тоже было много народу. И они, эти люди, сновали там точно с такой же бесцельной хаотичностью, как здесь. Точно большие пчелы, не знающие покоя.

Нищие.

Он никогда не видел такого количества нищих. Они сидели прямо на полу, грязные, целыми семьями. Заскорузлые пальцы принимали мелочь, а глаза смотрели затравленно и одновременно с чувством превосходства. «Мы уже на дне, — говорили эти глаза. — Мы знаем путь сюда. А вы? Вы уверены, что застрахованы от подобного падения? Оно молниеносно».

В кармане у Мити завалялся смятый бакс, Митя и сам не помнил, как он там оказался. Остаток Америки, усмехнулся он, доставая его. Маленькая белокурая девочка, непонятно каким образом оказавшаяся в этой черноволосой цыганской семье, уловила его движение и теперь смотрела на его руку, сжимавшую доллар, с жадным ожиданием.

— Митя! — позвала его мама. — Быстрее, ты потеряешься…

— Сейчас, — ответил он.

Глаза в глаза… Девочкины голубые неотрывно следили за Митей, ожидая.