И улыбнется счастье…

Тщетно было себя уговаривать, что Горец теперь выглядел иначе, что он вовсе уже и не Горец, а обычный полуразвалившийся от пьянства бомж. Она почти физически ощущала — от него все еще исходит опасность. Или это остатки того, давно пережитого, ужаса?

Наверное, девочки испытывали такое же чувство. От Аськи не укрылось, что когда они проходили мимо Горца, некоторые из девчонок сжались, а некоторые, наоборот, выпрямили спины, как выгибает спину кошка, инстинктивно чувствуя приближение врага. Значит, исходил-таки от Горца пряный аромат опасности…

Она покрепче сжала Ксюнину руку и, стараясь не смотреть в сторону Горца, пошла по дорожке к церкви.

Когда они проходили мимо него, Аська даже начала беззвучно шептать молитву — по наставлениям отца Андрея, который настойчиво утверждал, что лишь молитва может оградить нас от зла…

— Сестра, — тихонько позвал ее Горец, вынудив остановиться.

Она отчего-то пониже опустила платок и сама невольно улыбнулась этого порыву — разве на лицо-то его натянешь?

Да и время неумолимо, Аська изменилась… И сколько таких, как она, жертв было в свое время у этого негодяя?

Вряд ли он всех помнит в лицо…

— Сестра, ты меня прости за беспокойство, но мне сказали, надо бы с главным тут у вас поговорить по одному дельцу…

Она старательно избегала его взгляда, отвернувшись.

— В церкви найдете отца Алексея, — сказала она глухо. — Только вам придется подождать… Он сейчас занят…

— Да я понимаю… Погожу, чего там…

Она сделала шаг дальше — теперь точно надо ей исповедаться, ибо в душе вспыхнула ненависть. Горец, как ей казалось, играл роль бомжа, даже переигрывал… Иначе как объяснить, что он словно нарочито использовал простонародные слова? Насколько она помнила, в свое время он говорил нормально. Даже… (она усмехнулась, настолько это не вязалось с этим монстром) изящно…

«Слава Богу, — подумала она, отойдя уже на приличное расстояние. — Сегодня меня чаша сия миновала».

И в это время, когда ей казалось, что опасность уже не грозит, она снова услышала за спиной шаги и голос:

— Сестра, а мне все-таки кажется, что я тебя откуда-то знаю… Не могу избавиться от этого ощущения. Больно мне твое лицо знакомо, покоя не дает. Как тебя зовут-то?

Глава четырнадцатая

Дом у Александра Васильевича и в самом деле был большим, но изрядно замусоренным. На шикарном кресле с изящными кручеными подлокотниками — «стиль Людовика», усмехнулась про себя Виолетта, — расположился банный халат, причем халат этот Виолетте показался отчего-то фривольным, и ей даже почудилось, что наглый этот халат ухмыляется. Посередине ковра из-под кучи разбросанных журналов торчали носки.

— Пардонне муа, — пробормотал Александр Васильевич. — Ох, взгрею я это ленивое создание… Что за девка такая — только и знает, что перед зеркалом торчит да макияжется… Как будто я ей за это деньги даю.

Виолетта хотела заметить, что ее не интересуют подробности личной жизни этого господина, но отчего-то смолчала, наверное, удивилась внезапно вспыхнувшей ревности к этой «дуре Вере».

Тем временем Александр Васильевич, сокрушенно бормочущий извинения — «Да что же мне было делать? Кажется, мог бы я попросить вас подождать и быстро прибраться, но как-то неудобно двух очаровательных леди заставлять торчать в прихожей», — бросился убираться.

— Знаете что, — сказала Виолетта, — мы вам поможем. Хотите?

— Хочу, — улыбнулся нахал. — Только вот с носками я сам разберусь — это интимный процесс… А вы, если вас не затруднит, изобразите кофе. Кухня у меня вон там. Надеюсь, что хотя бы на кухне нет такого ужасающего беспорядка.

Он ошибался. На кухне девушек ожидала такая же картина, что и в гостиной. «Боже мой, что же у него творится в спальне?» — подумала Виолетта, с тоской оглядываясь. Прежде чем заняться кофе, надо было перемыть гору грязной посуды, разобраться с нагромождением ненужных здесь, на Виолеттин взгляд, книг, занимавших стол, и…

— Все это взвалено на плечи девушек из высшего общества, — простонала Алена. — Господи, за что?

— Это смирение, друг мой. Воспитывай смирение, оно так необходимо!

Они принялись за дело.

— Странный, однако, парень, — заметила Алена, разбиравшая книги. — Догадайся с трех раз, что он читает?

— Хайдеггера, — предположила Виолетта, моя посуду. — Или Ортегу. Отсюда у него такая страсть к философии.

— Он читает Павича, — рассмеялась Алена. — Первый раз вижу парня при деньгах, который читает Павича…

— Павич в моде, его все читают.

— Ну не скажи… Большинство крутых все-таки предпочитают отечественную прозу, наполненную понятными словами типа «блин», «даешь», ну… погонями и перестрелками, с мордобоем. А это какой-то лирик.

— Крутой лирик, — фыркнула Виолетта. — Неплохо. И что читает крутой лирик?

— «Звездную мантию».

— Точно, псих…

Она закончила с посудой и принялась разыскивать кофе.

— Как ты думаешь, где наш крутой лирик спрятал кофе?

— В банке из-под перца, — предположила Алена. — Мне кажется, это было бы для него последовательно… Люди, почитывающие Павича, стопроцентно держат кофе именно там.

— Ты это по себе судишь?