И умереть некогда

Он взял себя в руки и, слегка усмехнувшись, постарался не поддаваться минутной слабости. Всему этому в его жизни нет места — ни воспоминаниям, ни сожалениям, ни даже Глории. Главное сейчас — приземлиться в Лионе и завершить дело. Это вопрос жизни или смерти, последняя точка параболы, которая, несмотря на все препоны, непрерывно шла вверх, — параболы, которая наметилась десять лет тому назад и могла привести либо к победе, либо к катастрофе, окончательной и бесповоротной. Если он выиграет, — а он твердо на это рассчитывал, был почти уверен, что так и будет, — все по-прежнему останется зыбким, и его по-прежнему будут подстерегать те же опасности и западни. Этому не бывает конца!

— Какой прикажете кофе, мосье? Черный или со сливками?

Он ответил: «Со сливками», — откуда-то из подсознания всплыло, что так называют во Франции кофе с молоком, а ведь он во Франции. Всплывали и другие воспоминания, хотя он считал, что напрочь изгнал из памяти все прошлое.

Машинально он открыл портфель и, как и намеревался, вынул из картонной папки листок с цифрами, к которым сводилось все дело. Стрелка на стенных часах перешла за четверть. Официант вернулся с чашкой и двумя кувшинчиками и налил ему кофе.

Перед ним стояла дымящаяся чашка, но он не притрагивался к ней. А ведь от кофе исходил такой же аромат, как в тех кафе, которые он в свое время посещал в Латинском квартале, когда весь его завтрак состоял из одного-единственного рогалика да чашки крепкого кофе. Но сейчас цифры приковывали к себе его взгляд, занимали его мысли, заслоняя все остальное.

Дело подходило к развязке. И надо было любой ценой его выиграть. Оно было тем флагом, который должен увенчать здание, медленно возводившееся на протяжении десяти лет, этаж за этажом, этап за этапом. Оставалось положить последнюю карту — и замок готов. Если положить ее неудачно, — конец, все рухнет, и вместе со зданием рухнет он сам, Жильбер, он это знал; так какое значение имеет прошлое, какое значение имеют воспоминания, какое значение имеет даже то, что он оставил позади, в Нью-Йорке? Все можно поправить, если вернуться победителем.

«Мосье Жильбера Ребеля, прилетевшего из Нью-Йорка, просят подойти к четвертому окну — „международная корреспонденция“.

Он не слышал этой фразы, которую повторял громкоговоритель в холле аэровокзала, в зале Потерянных шагов, даже в ресторане, где он сидел:

«Мосье Жильбера Ребеля, прилетевшего из Нью-Йорка, просят…»

Внезапно до его сознания дошло, что где-то произносят его имя, и он поднял голову.

«Мосье Жильбера Ребеля, прилетевшего из Нью-Йорка…»

Он подозвал официанта.

— Меня просят подойти к окошку «международной корреспонденции». Не могли бы вы сходить туда и выяснить, в чем дело?

— Я не могу бросить работу, мосье.

— Но ведь, кроме меня, у вас никого нет!

— Видите ли, это окно выдачи телеграмм и депеш, такие вещи дают только в собственные руки.

— У вас нет здесь посыльного?

— Есть, но не в утренние часы. И потом ему бы тоже ничего не выдали.

Жильбер с досадой посмотрел на разложенные бумаги.

— Вы можете оставить все здесь, — сказал официант, — никто их не тронет, я присмотрю. К тому же вы вернетесь через пять минут.

Жильбер поднялся.

— Хорошо, — сказал он, еще раз взглянул на свой портфель, на бумаги, лежавшие на столе рядом с полной чашкой, которая уже еле дымилась, — я сейчас вернусь.

Он толкнул дверь, ведущую в холл, и поискал взглядом нужное окно. Громкоговоритель умолк. За стойкой копошился служащий. Ребель подошел к нему.

— Я Жильбер Ребель, — сказал он.

— У вас есть удостоверение личности?

Он протянул паспорт, тот сверил данные и вернул документ.

— Вам две телеграммы, — отрывисто произнес он.

Он положил их на стойку, одну за другой, в порядке поступления и пододвинул к Жильберу. Две телеграммы? Один только Ройсон мог послать их Жильберу, — Ройсон, оставшийся в Нью-Йорке, его правая рука, доверенное лицо. В том, что он послал телеграмму, нет ничего необычного, но две!..

Жильбер отошел от стойки, вскрыл первую телеграмму. Подпись тотчас подтвердила его догадку, что телеграмма — от Ройсона. Сначала прочесть ее — даже если вторая опровергнет первую: всегда надо делать все по порядку.

«Президент Французского шелка Буанье вернется Лион только вторник четвертого ноября восемнадцать часов извиняется задержку просит перенести встречу двадцать часов его доме тчк Господа Бомель и Амон будут встречать вас аэродроме условленный час».