И в беде мы полюбим друг друга

Мы дружили в лицее, потом на несколько лет потеряли друг друга из виду, потом случайно встретились снова. Тогда я еще был женат. Он был рядом со мной, когда ступенька за ступенькой я спускался в ад. Он старался помочь мне, давал полезные советы, но я к ним, конечно, не прислушивался. Потом он стал обо мне заботиться с каким-то тревожным пристальным вниманием. И я решил, что схожу к психологу, которого он мне посоветовал. Его основной довод было трудно опровергнуть: принципы и идеалы, которые я всегда считал самыми главными в жизни и защищал при любых обстоятельствах, не уберегли меня от провала. Скорее напротив.

– Пойми, что это в чистом виде механика. Сейчас определенный набор мотиваций перестал работать, и ты не можешь двигаться вперед. Тебе их заменят – сначала одну, потом другую, пока не наступит новое равновесие.

– А если оно не наступит?

– Значит, ты не будешь упрекать себя за то, что сидел сложа руки. И у тебя появится новый опыт.

– Рассуждение не лишено здравого смысла.

– Ты и сам всегда так считал. Когда ты был на коне и верил в свою блестящую будущность, ты всегда посмеивался над неудачниками, которые винили в своем неуспехе коллег, время или судьбу, довольствовались тем, что признавали себя жертвой и махали на себя рукой.

– Хорошо, значит, ты считаешь, что мое мнение о психологах способствует депрессии, и вопреки ему я должен прибегнуть к их помощи? Так, что ли?

– Да, примерно так. Хорошо бы тебе пересмотреть твои жизненные принципы и найти новые, которые позволят тебе избавиться от угнетенности.

Перспектива показалась мне интересной.

– И ты всерьез веришь, что, если я расскажу о своих проблемах психологу, он поможет мне привести себя в порядок? Сможет найти травмы, которые испортили мне жизнь? Устранит ошибки в программе, и она заработает без сбоев?

– Именно так. И я тебе рекомендую не просто психолога, а врача, который вооружен знаниями о человеческой душе, почерпнутыми в доктринах буддизма, индуизма, в Торе. Он занимается вопросами пробуждения сердца, примирения человека с его окружением.

– Мне кажется, я все понял… – отозвался я не без иронии.

– Нет, не все. Не сопротивляйся. Ты все поймешь, когда с ним пообщаешься. Сходи, хотя бы из любопытства.

– О’кей, схожу, но только на один сеанс, чтобы составить собственное мнение.

– Нет. На пять сеансов. Одного сеанса недостаточно, чтобы узнать человека и войти с ним в контакт. А потом, если тебе не понравится, – бросишь.

* * *

И вот я сижу перед этим самым терапевтом, и должен сказать, что он мне скорее нравится. Он не похож на человека нашей эпохи: одет кое-как, причесан тоже, не старается вызвать симпатию. Он встретил меня с полным безразличием, и я решил: либо я ему нисколько не интересен, либо он как настоящий профессионал обозначает поле общения, в котором мы будем взаимодействовать без всякой приязни. Но когда я начал рассказывать о своих проблемах, я увидел, насколько он сконцентрирован, ощутил его стремление вникнуть в мои слова, понять как можно яснее то, что я пытаюсь высказать. Я ощутил его энергию, он направлял ее на меня. Но не на меня, каким я хотел ему казаться, а на того, кто изнутри подбирал вот эти слова, складывал фразы. Короче, мне показалось, что ему можно доверять.

– Вы в ярости, – сказал он мне на третьем сеансе. – И ваша ярость настолько сильна, что вы больше не в силах ее сдерживать.

– Вообще-то я не чувствую никакой ярости. Когда злишься, то орешь, дерешься, возмущаешься. А я хочу одного – чтобы все обо мне забыли. И вообще мне на все наплевать.

– Вы безразличны или устали?

– Безразличен, потому что устал.

– Устали от чего?

– Устал от всех.

– От всех?

– От людей! От человеческой толпы, которая выбирает на главные посты ничтожных политиков, в ранг звезд возводит бездарностей, бездумно подчиняется требованиям моды… Тупое угнетающее единодушие. Нас принуждают обожать именно этого певца, этого режиссера, этого политика, а всех остальных гнать вон.

– Никто не принуждает вас следовать за толпой.

– Конечно, но она рядом, она судит, она осуждает. Она душит мои надежды, топчет мечты, не принимает мои особенности и постепенно заставляет цепенеть.

– Она вызывает в вас ярость.

– Нет. Я пришел к тому, что мне на все наплевать.

– Вы контролируете ваши эмоциональные центры, потому что вас пугает ваша ярость.

– Возможно, – признал я. – И что же мне делать?

– Для начала признать вашу ярость, а потом найти способ ее обезвредить.

– Признать мою ярость?

– Да. Вы сказали, что стали равнодушны к людям, что не чувствуете к ним никакой враждебности. Но я думаю, ваша ярость находит себе выход каждый день, и в разных случаях она выражается по-разному. Вы испытываете огорчение, нетерпение, досаду, и все это вызывает в вас гнев.

Он был прав, я часто испытывал раздражение или недовольство и невольно чертыхался про себя, растрачивая попусту жалкие остатки энергии.

– Да, это правда. Я часто нервничаю, – признался я. – По страшным пустякам. Но в любом случае я никогда не взрываюсь.

– Расскажите о пустяках.

– Да глупости! О них и говорить не стоит.

– А вы все-таки скажите.