И в пепел обращен

Воздух до сих пор содрогается от пороховых взрывов, расчищающих полосы, которых искрам, лишившимся союзника-ветра, уже не преодолеть. Однако у Криплгейтских ворот битва еще бушует во всю силу, а возглавляет ее сам лорд-мэр, жаждущий искупить былой позор. Теперь большая часть расчищенной земли курится дымом, так что с приходом утренней зари люди сумеют пройтись по угасшим угольям и собственными глазами взглянуть на понесенную утрату.

Взорам немногих горемык доступно гораздо большее.

К вершине холма, к великому собору, по-прежнему окруженному облаком пепла сгоревших книг, сбегаются, стягиваются невеликие язычки пламени.

Огоньки ищут друг дружку, сливаются, словно капли воды, образуют единое целое. Саламандры сбиваются в кучу, взбираются одна на другую, крупные пожирают мелких и продолжают расти, и вот на холме возникает упругое кольчатое тело, покрытое чешуею черной золы, что, трескаясь, обнажает жаркую огненную плоть.

Да, имя ему – легион, и легион этот слишком силен, так просто его не истребить. Созвав детей своих со всего Сити, Дракон поднимает голову над пепелищем и вновь чует запах добычи.

Халцедоновый Чертог, Лондон, первый час поутру

Облаченный в броню парадных одежд, сшитых ко дню провозглашения его Принцем Камня, Джек Эллин двинулся в бой.

Только сейчас, когда дыхание Калех Бейр, наконец, стихло, почувствовал он, что воздействие чар Синей Ведьмы не прошло без следа и для него самого. Пусть даже старость и медленное разложение плоти для рода людского естественны, напоминания о том, что со временем и он падет во прах, не по душе никому. Стоило избавиться от этого зловещего шепота – и усталые мускулы вновь налились толикой силы. Оставалось надеяться, что для противоборства с Гир-Карлин ее хватит.

Но прежде того его ожидало противоборство с Луной.

Королеву он застал в гардеробной, за одеванием. Придворные дамы хлопотали вокруг, разглаживали широкий, согласно последней моде, ворот платья, припав на колени, обували ее ноги в серебряные туфли. Два крохотных сильфа, паря над головой Луны, убирали с глаз долой концы обгоревших волос, пока куафюра ее не засверкала в свете волшебных огней, точно полированный металл. Изморозь на стенах таяла в согревавшемся воздухе, курилась полупрозрачным паром.

– Ты уже готов? Прекрасно, – сказала Луна, увидев его. Стоило ей сделать паузу, Нианна, безуспешно старавшаяся скрыть досаду на разговорчивость королевы, вновь принялась подрумянивать ее губы. – Никневен вскоре будет у Олдгейтских ворот.

– Чего мне от нее ожидать?

Луна едва заметно, дабы не помешать Карлине, вставлявшей ей в ухо серьгу, пожала плечами.

– Того же, чего и какой-нибудь мыши. Обращать внимание на тебя ниже ее достоинства. Я бы сказала: заставь ее отдать тебе должное, если сумеешь, но именно сегодня ее, пожалуй, лучше не злить.

Если бы ради спасения остатков Лондона потребовалось лечь на пол посреди приемного зала и разрешить Никневен вытереть о себя ноги, он согласился бы и на это, однако в голове у него имелась куда более дельная мысль.

– Позволь-ка, – сказал он Амадее и, не дожидаясь ответа обер-гофмейстерины, забрал у нее перстни Луны. – Мне нужно поговорить с Ее величеством наедине.

Амадея – в который уж раз – изумленно подняла брови. Быть может, Энтони не требовал приватных аудиенций столь часто? Или же прежний Принц не стеснялся затевать споры на публике?

Придворные дамы склонились в реверансе и удалились. Как только за ними затворилась дверь, Джек подошел к Луне и начал унизывать перстнями ее пальцы. Кости ее были тонкими, точно птичьи, кожа прохладна на ощупь.

– Ты согласишься выдать ей Видара? – спросил он.

– Нет.

– Отчего?

Пальцы Луны крепко стиснули его ладонь, глаза вспыхнули серебристым огнем, однако Джек даже не дрогнул под ее взглядом – лишь сжал в кулаке оставшиеся перстни. Немного помолчав, Луна качнула головой, да так, что локоны у висков заплясали.

– Нет времени объяснять.