И вдруг тебя не стало

Существовали платные сайты, которые выдают некоторую дополнительную информацию о людях, – я о них знала, но никогда не заходила. Я взглянула на экран, чтобы узнать время, а затем на сумочку, где лежали мои лекарства. Я знала, что пришло время принять ламиктал, но не могла сделать паузу. Некоторые люди садятся в поезда. Я была поездом. Я была валуном, который не остановится, пока не докатится до подножия холма. Я протерла глаза, нашла кредитную карточку, покрутила запястьем, чтобы снять напряжение.

Я заплатила за вход на трех сайтах. Информация, указанная на всех трех, в значительной степени совпадала, но дала мне то, что нужно: второе имя (Дэниел), последние три адреса (в том числе две квартиры в Колледж-Парке, Пенсильвания) и список родственников, которых, как я знала, я буду до ночи «гуглить», проверять по перекрестным ссылкам, искать в социальных сетях и, вероятно, даже раздобуду их личные данные.

Я развернула карту и нашла его текущий адрес. Я знала эту улицу, она находилась меньше чем в трех милях от меня. Летом, когда я училась в колледже, футбольная команда бегала вдоль нее.

Спутниковую карту я тоже проверила, чтобы быть до конца уверенной.

Теперь я точно знала, куда иду.

Я загнала свой «Форд Рейнджер» на стоянку напротив квартиры Мэтта и выключила двигатель. Еще не было и пяти часов – он никак не мог вернуться домой из лаборатории. Паоло всегда работал до шести тридцати, пока было светло, даже до семи тридцати, если было необходимо. Но и приход домой в девять тридцать никогда не вызывал вопросов. У меня было время.

Не надо.

Но было просто невозможно не заглянуть.

Подожди.

Моя трость стучала по металлическим бетонным ступеням, пока я поднималась на второй этаж, где нашла его дверь. Ни коврика, ни украшений. Просто черная краска. Я посмотрела вниз, на задний двор, на тропинку, ведущую к открытой двери прачечной. Здесь он и жил. Убийца Паоло. С того места на лестничной площадке, где я стояла, можно было увидеть на другой стороне улицы выцветший капот «Форда». Я дотронулась до ряда серебряных почтовых ящиков, нашла ящик Мэтта, а затем спустилась вниз и стала ждать.

И я начала ждать. Шесть, семь, восемь. Я умирала с голоду. Все-таки, с трехчасовым опозданием, я приняла лекарство, которое, как я знала, не даст мне заснуть, если даже предположить, что в данных обстоятельствах сон вообще возможен. За эти годы я достигла тонкого нейрохимического равновесия – своеобразной гармонии внутри себя, – но время и дозировка были важны. Я изменила расписание приема своих лекарств, и теперь перестройка могла занять несколько дней. Я вздохнула, решив немного расслабиться.

Девять часов. Все меньше автомобильных фар проносилось мимо. Я приоткрыла окно своего грузовика, и в него со свистом ворвался ветерок. Я подняла воротник и откинулась на сиденье, глядя в темное окно.

Это безумие.

Это все было бессмысленно, я знала это. Никакой аналитической работы в том, что я здесь сидела – и в двух часах в Интернете до этого, – и в помине не было. И это я знала тоже. Но я оказалась там, где мысли, мечты и фантазии сливались воедино. Вспышки воспоминаний из прошлого года возникли перед моим взором, а потом я резко проснулась. Мои пальцы согнуты, из-под капота поднимается ярко-оранжевое пламя. Авария. Люди, которых я могла убить. Моя голова снова откинулась назад.

Я повернула ключ, чтобы посмотреть время на приборной панели. «Десять двадцать» – сообщали мне синие цифровые линии. В окне Мэтта по-прежнему не было света. Я знала – ожидание может продолжаться всю ночь и ни к чему не привести.

У меня была назначена встреча на 8.00 с новым ребенком, и мне хотелось быть отдохнувшей и готовой делать ту работу, которая у меня лучше всего получалась. Я буду на этой встрече. Без сомнений.

Я приложила губы к алкотестеру, подула и завела машину.

Я была где-то далеко. Кажется, я грезила наяву. В моей памяти всплыли картины прошлого лета, когда мы с Паоло стояли на крыльце нашего семейного домика, на дальнем конце соседнего округа. К тому времени мы знали друг друга уже месяц.

Домик – так называли его мои дяди. На самом деле это была лачуга, но мне она нравилась. Однокомнатный дом со скрипучим полом, шатким крыльцом спереди и сзади, такими же шаткими ступеньками и прудом. Моя семья владела им и прилегающей территорией в течение… даже не знаю, какого времени. Я понятия не имела. Я также не понимала, почему, даже когда у нас не было денег, никто никогда не заговаривал о продаже этого дома. Речь шла о хорошем участке земли – около двадцати акров. Я думаю, маме и дядям был приятен сам факт обладания им, это было как держать в ладони серебряный пенни. Собственный кусок земли будто указывал на то, что наша семья что-то собой представляла.