И верь в сей ладан

В кабинете руководителя Данила решил аккуратно обозначить свое негодование.

– Может мне написать жалобу в трудовую инспекцию? – спросил он.

Семен Аркадьевич засмеялся, но тут же посерьезнел.

– Не надо, зачем же так, – сказал он. – Я поговорю с ней.

– Ведь там не шестьсот рублей, а шесть целых тысяч! Понимаете?

– Да, понимаю вас, Данила Сергеевич. Все будет хорошо. Я проконтролирую.

Спустя месяц задолженность, наконец, вернули, но за это время Даниле, впервые за несколько лет испытавшего нужду, пришлось взять взаймы, за что он возненавидел Анастасию Григорьевну еще больше, чем толстозадую Екатерину, ведь она просто неуравновешенная баба, в отличие от надменной дуры главбуха.

В общем и целом, атмосфера в «Риме» была далека от идеальной. Сотрудники, как правило, кучковались по три-четыре-пять человек, причем принадлежность к отделу или половой признак при объединении значения не имели. Обычно это происходило на фоне личной неприязни к кому-нибудь, реже в противовес группе инакомыслящих, но иногда против тех, кто добросовестно относится к своим обязанностям. Даниле странно было узнать, как некоторые «надулись» на него за выполнение им приказа генерального директора заблокировать на всех компьютерах «Рима» социальные сети. Другие надолго нахмурились на одного штатного водителя, когда тот решительно отказался сворачивать с маршрута по каким-то там их частным просьбам из-за введённой с нового квартала строгой отчётности за топливом и установки в автомобиль тахографа; видимо, торговлю автозапчастями «налево» пришлось прекратить. Иногда кучки тасовались, как карты в колоде, в том числе и в результате бытовых ссор. Не то чтобы постоянно происходили какие-нибудь коллизии, но всякие сплетни, дрязги, интриги и наговоры время от времени всплывали, как дохлая рыба в мутной воде подозрительного водоема. И при всем этом процветало лицемерие.

Таким положением дел в «Риме» Данила удивлен не был, сталкивался с подобным ранее, имел разный опыт участия в конфликтах малых групп и испытывал от них только внутреннюю тяжесть, особенно, когда начинался так называемый моббинг – выживание человека с работы коллективом или начальством. Все это напоминало некий детский сад для взрослых, потому как такие патологические отношения между людьми, еще и с высшим образованием, выглядели, мягко говоря, неразумными. Данила «присоединился» к тем, кто ни в какие союзы не вступал, то есть придерживался одинокой позиции: пришел, отработал, ушел, и гори оно все в аду, главное, чтобы бы вовремя платили. Таким был, например, Виталий Анатольевич, что, несомненно, вызывало к нему уважение, в отличии от Алексея, который старался быть своим парнем везде, но именно поэтому подозревался некоторыми в шпионаже. Данила давно понял, что попасть в идеальный коллектив можно только в фирме с малой численностью сотрудников, и то, если повезет.

«И так почти везде, – думал Данила субботним вечером. – Во всей стране, да что там – повсюду. Люди, люди…с каждым годом все наглее и тупее. В двадцать первом веке все окончательно превратятся в нахальных идиотов. Что за планета?».

Он стоял на лоджии и курил в приоткрытое окно, за которым моросила осень. Теперь уже не развалишься в кресле с голым торсом, как летом. Темнеть стало раньше, навигация закончилась, температура воздуха с каждым днем стремилась к нулю, и даже один раз ночью выпал первый снег, правда, к полудню весь растаял. Но коньяк согревал и успокаивал, а выходные расслабляли.

«Не может общество жить дружно. Не способно. – Данила глубоко затянулся и выдохнул в сторону кусочка звездного неба, показавшегося среди туч. – Все начинания заканчивались крахом. Утопия невозможна, увы. Обязательно появится зараза, распространится и все загубит. Лишь одному можно прыгнуть выше головы. Другие будут только мешать, цепляться, возможно, даже не замечая этого. Недоразвитые».

Данила вздохнул, потушил недокуренную сигарету и вернулся в комнату. Он выпил коньяка, закусил долькой лимона и снова задумался.

Единственным по-настоящему приятным человеком на работе была пожилая уборщица Светлана Андреевна. Она сразу понравилась тем, что, ловко орудуя швабрами и тряпками, очень аккуратно обращалась с проводами: после ее уборки техника работала всегда. Светлана Андреевна и лицом была приятна, носила длинные темные волосы, собранные на затылке в пучок, а между бровями чернело родимое пятнышко. Должно быть, в молодости она была очень красивой.

Однажды Данила задержался на работе допоздна, настраивая непослушную локальную сеть. Дверь в отдел внезапно открылась, и на пороге, явно не ожидая увидеть кого-то в офисе, застыла Светлана Андреевна в рабочем халате, с совком и веником в руках.

– Что, Данила-мастер, не выходит каменный цветок? – спросила она.

Данила сдержался от смеха, вспомнив пошлую детскую шутку.

– Не выходит, – согласился он. – Застрял.

Светлана Андреевна улыбнулась:

– Плохо, что не выходит. Но еще хуже, что он каменный.

Данила на секунду замер, потом заинтересованно спросил:

– В смысле?

«Не дай бог, она сейчас скажет, что мне надо жениться», – подумал он.