И верить, и любить

Борис Петрович Гучков И верить, и любить

Имена

Самый сильный на Оке

В рассветный час, когда Оки
Тиха была вода,
Покоренастей мужики
Шли разгружать суда.

С протяжной песней, под смешки
В бесхитростных речах,
Они ворочали мешки
На кряжистых плечах.

И в час полуденной жары
В теченье многих лет
Я среди прочей детворы
Носил отцу обед.

Но, как другие, налегке
Я не спешил домой.
Ведь самым сильным на Оке
Отец считался мой!

Пытают грузчики его:
«А не пора ль учить
Тебе и сына своего
По-нашенски «волчить»?
Иль сын не кровушки твоей,
Иль пальцы – не крючки?
Известны силою своей
По городу Гучки!»

Ну, а отец отшутится:
«Мол, что там говорить!
Пускай мальчишка учится,
Он будет сталь варить.
Но силы что касаемо
Недюжинной моей, —
А ну-ка, сын, показывай,
Отцу мешок «налей»!

Машины и погрузчики,
Надёжны и крепки,
Давно сменили грузчиков
На пристанях Оки.

Я рос, носил погоны,
Окреп и возмужал.
Случалось, и вагоны
С друзьями разгружал.
И трудные работы
Меня всегда влекли,
Но самым сильным что-то
Друзья не нарекли.
Не стал я самым сильным.
Но силе не конец,
Покуда есть в России
Такие, как отец!

Имена

А у матери моей
Имя – Евдокия…
В наше время имена
Не дают такие!

И стыдятся, а чего,
А чего стыдятся?
Евдокией отчего
Нынче не гордятся?

Мчатся годы и века…
Мчится юность наша…
Дуновенье ветерка —
Дунюшка… Дуняша…

«Собери ты мне наскоро ужин…»

Собери ты мне наскоро ужин,
На плите разогрей чугунки.
Вновь я северным ветром простужен,
Налетающим из-за реки.

Возле печки, натопленной жарко,
Отогреется быстро спина.
От хворобы спасёт меня чарка
Твоего золотого вина.

За отца, что давно на погосте
Спит, ладони сложив на груди,
И за сына, пришедшего в гости,
Ты немного сама пригуби.

Вот метель налетела, как птица!
Не с того ль так тревожна душа?
Я хочу в этот вечер забыться —
Больно брага твоя хороша!

Мама, мама, ведь я не ребёнок.
Что ты плачешь? Никак не пойму!
Ах, не ты ли учила с пелёнок
В жизни всё разрешать самому?

Мама, мама, не хмурь свои брови!
Лишь забрезжит предутренний свет,
Всепрощающей силой любови
Буду вновь я, как прежде, согрет.

Послевоенная пора

А земля залечивала раны.
Мать гасила, экономя, свет.
В тёмном доме кончилось так рано
Детство без игрушек и конфет.

Я носил отцов пиджак с заплатками.
Мать вздыхала горестно: «Война…»
Поднимала на ноги несладкая
Золотая каша из пшена.

Старый дом