И власти плен...

Метельников, оказался единственным человеком, к кому жена после бесславного для Левашова конфликта — а конфликтов с людьми в его жизни и при его характере хватало — сохраняла упрямую симпатию. Она никогда не спрашивала, почему муж порвал с тем или иным человеком, хотя вчера говорил о нем восторженно. Жена была уверена, что причиной тому, конечно же, тот человек, его несовершенство, его непорядочность, его предвзятость. Иначе было с Метельниковым. Всякое слово Левашова в его адрес, а слова, которые он произносил, были, естественно, лишены миролюбия, исполнены гнева и вспыльчивости, встречало у нее сопротивление. Плененный собственной неприязнью, Левашов всюду искал подтверждение своему протесту и вдруг эта внезапная оппозиция в собственном доме! Жена и сказала спокойно, без нажима: «Ты проиграешь». В этом ее предчувствии не было ничего возмущающего, необычного. Он мог проиграть. И хотя опыт, знание производства да и стаж — Левашов прошагал немало ступенек, начинал мастером, — все это как бы увеличивало его капитал, его шансы, полной уверенности в успехе не было. Он мог проиграть. Бесхитростное упорство жены, повторение этих обидных слов: «Ты проиграешь», — сначала удивляло его. Такое случалось очень редко. Он пробовал ее переубедить, но всегда наталкивался пусть на слабосильное, но все-таки отрицание своей правоты. Терпение истощилось, он уже ничего не мог с собой поделать, стал подозревать самое нелепое, стал припоминать, где и когда они с женой оказывались в обществе Метельникова. Он, видимо, привык к ней, не обращал внимания на ее привлекательность. Когда же все перевернулось и он стал думать о жене иначе? Ловить себя на мысли, что обращает внимание на ее фигуру, походку. Неустанно спрашивать себя: может ли такая женщина в возрасте сорока… впрочем, причем здесь возраст? Так все-таки может такая женщина понравиться мужчине, ну, скажем, такому, как Метельников, или нет? Ему хотелось быть объективным. Неожиданно он понял, что, сказав «нет», он как бы удовлетворяет свое раздражение, дарит себе необходимое успокоение. Но если взглянуть более придирчиво, то успокоение вовсе и не похоже не успокоение, более того, он чувствует себя уязвленным. Если жена могла понравиться ему, Левашову, а ведь он очень разборчив, почему она не должна понравиться Метельникову? Взвинченный собственными домыслами, стыдясь их, он чуть было не решился на объяснение с женой, но в последний момент передумал. «А если ничего нет?» — внезапно спросил себя Левашов. Тогда разговор побудит жену думать о Метельникове, сравнивать их, и уж тут Левашов не волен. По мере отдаления роковых событий острота восприятия притупилась, имя Метельникова произносилось в доме все реже и реже, словно на него был наложен негласный запрет, и надобность в выяснении отношений между супругами отпала.

И вот спустя годы это приглашение. И надо искать причины, побудившие Метельникова его отправить. Спрашивать себя: зачем? Следить за выражением лица жены. Обрекать себя на воспоминания, от которых нет радости и только душа ворочается в груди и болит, болит.

— Отчего ты всегда была уверена, что в нашем конфликте с Метельниковым был прав он, а не я?

Левашов не мог себе объяснить, почему он вдруг задал этот вопрос, даже не предварив его каким-то соображением, из которого бы следовало, что вопрос такой уместен. Жена не удивилась вопросу — это поразило Левашова больше всего. Тон ее был таков, как если бы разговоры о Метельникове случались между ними постоянно и возвращение к этой теме было привычным.