И восходит луна

Вот эти минуты должны были быть у нее последними. И неожиданно она снова почувствовала, что ей все равно. Но это безразличие не заставило ее опустить руки и перестать сопротивляться. Наоборот, Грайс поняла, что может все. И она отпустила девушку, даже не думая о том, что случится сейчас, а потом с размаху, из последних сил, ударила ее по лицу. Маска треснула, осколки фарфора впились в лицо девушку, почти обнажив ее щеку. В это же время нож глубоко вонзился в плечо Грайс. Грайс ударила снова, на этот раз целясь в глаза. Рука девушки разжалась, она взвизгнула, звук был похож на писк настраиваемого микрофона. Грайс, наконец, удалось сбросить ее с себя. Плечо заливала горячая кровь. Грайс подумала, что она не сумеет добежать до лифта, а вот комната охранника находилась совсем рядом. Она метнулась туда, успев распахнуть дверь ровно перед тем, как девушка в фарфоровой маске ее настигла. Руки в перчатках перехватили Грайс за локоть, но она больно треснула дверью и себя, и девушку. Локоть пронзила невыразимая боль, намного более мерзкая, чем боль в плече. Грайс еще некоторое время боролась за то, чтобы закрыть дверь, девушка упрямо тянула ее на себя. Наконец, Грайс сумела перевернуть ручку и закрыть защелку. Дверь продолжала конвульсивно дергаться, будто снаружи ее тянула не тощая женщина, а кто-то огромный, жуткий. Грайс взяла стул, подперла им дверь и только тогда заметила, что ножка стула в крови.

Охранник, чьего имени Грайс даже не знала, лежал под столом. Глаза его были широко, доверчиво раскрыты, будто он смотрел на облака. На его груди было, наверное, с двадцать колотых ран, ни единого живого места, одна развороченная плоть, казалось обрывки форменной рубашки, пропитавшись кровью, вплавились в тело. А вот лицо было нетронутым, мальчишеским, почти красивым. Грайс подумала, что зря, совершенно зря не спросила его имени, и что он больше никогда не спросит, как у нее дела. Наверное, он был добрым человеком. Заслуживал счастья, как и все люди.

В этот момент дверь прошила пуля. Грайс спряталась под столом или, вернее сказать, за трупом охранника. Легла рядом с ним, будто они были подростками, собиравшимися поболтать, валяясь на газоне. Телефон все еще не выпал из кармана. Ей невероятно повезло. Еще несколько выстрелов прошили дверь. Если уж это дверь в комнату охранника, она могла бы и понадежнее охранять.

Грайс совершенно механически нажала пальцем на первый номер в журнале звонков. Лаис взял трубку тут же.

— У меня большие проблемы, — медленно и как-то пусто сказала Грайс. — Меня пытались убить. И все еще пытаются.

— Что?! Где ты?!

— На работе. Вернее на парковке. Но я работаю не на парковке. На парковке работает охранник. Мы как раз с ним лежим. Это минус третий этаж. Пока.

Грайс выключила телефон. Это мотивировало бы Лаиса быстрее приехать. Что? Лаиса? Почему она вообще позвонила ему, а не Кайстоферу или Ноару? Выстрелы прекратились, теперь в дверь пинали ногами. Стул дрожал при каждом ударе. Не девушка, а берсерк. И до чего навязчивая.

Мысли текли спокойно. Грайс обнаружила, что лежит в луже крови охранника. По всем правилам полагалось бы заплакать.

Через некоторое время, но Грайс не могла сказать через какое, удары прекратились. Остались только она и охранник. Он ничего не спрашивал, и Грайс не отвечала. Пахло, как в мясном магазине. Грайс истекала кровью, и все становилось пустым и незначительным.

Кажется, это Вольтер писал: все становится пустым и незначимым к исходу дня, а тем более к исходу всех дней.

А может и не Вольтер. Может Грайс сама это все придумала.

Через некоторое время стук возобновился. Грайс показалось, что он стал еще хуже, еще сильнее, и громким — ну просто невыносимо. А потом дверь просто вышибли, и погнутый металлический стул Грайс стало так же жалко, как и охранника.

Грайс ожидала увидеть девушку с фарфоровым лицом, а больше никого не ожидала. Но на пороге стоял Кайстофер, а позади него маячил Лаис, а дальше еще полицейские в форме, и Ноар с ними — без формы.

— Я не убивала его, — сказала Грайс, встав, как провинившаяся девочка. — Наверное.

— Судя по всему, он умер в течении твоего рабочего дня, — сказал Кайстофер. — Часов семь назад. Полагаю, у тебя есть твердое алиби.

— Да, я в этом уверена. Со мной был мой лаборант.

— Грайси! — завопил Лаис. — Ты вообще жива?!

Вопрос был как нельзя более актуальным, но ответить на него Грайс не успела. Кайстофер взял ее на руки, легко, будто она вообще ничего не весила, вынес из комнаты.

— Мне не отрезали ноги, — сказала Грайс.

— Ты считаешь нужным это сообщить?

— В определенной степени.

Машина скорой помощи на этой парковке смотрелась, как приклеенная. Грайс уткнулась лицом в пиджак Кайстофера, пока он нес ее. В салоне машины пахло лекарствами и металлом. Какие-то люди обрабатывали ее порезы, зашивали большую рану на плече, давали ей таблетки и воду, а Грайс смотрела только на Кайстофера. Он сидел рядом и молчал, взгляд его был спокойным, это успокаивало и Грайс.