И восходит луна

— Там можем присутствовать только мы и наши супруги. Лаис и Маделин с нами не пойдут. Я решил предупредить тебя, потому что, насколько я понимаю, вы подружились.

— А почему им нельзя туда? Они ведь тоже семья.

— Не с точки зрения закона.

Законы богов никогда и нигде не были кодифицированы. Однако у Грайс часто складывалось ощущение, что эти законы, дословно, хранятся в головах у каждого бога Дома Хаоса.

— Хорошо, — сказала Грайс. — Я понимаю, какой это важный день для Дайлана.

— Он любит эти дни больше, чем день нашего рожденья.

Грайс вдруг вспомнила, с какой страстью и голодом Кайстофер целовал собственного брата, и как Дайлан отвечал ему, и они, казалось, были так близки, как никто в мире. Грайс почувствовала укол ревности. Она сделала большой глоток зеленого чая, чувствуя, как живот охватывает холод.

— А потом? — хрипло спросила Грайс. — Наши планы ведь простираются дальше Дня Дайлана.

— Да. Потом мистер Рид будет ждать нас в своем особняке в пригороде. Полагаю, ты плодотворно проведешь время с его очаровательной женой, пока мы с ним поговорим о ситуации на рынке после всплывших недавно данных о федеральных преступлениях его компании.

Данных, всплывших после хакерской атаки на базы ФБР, подумала Грайс. Кайстофер говорил об этом слишком просто.

Он не спеша завтракал и пил кофе, у Грайс же аппетита не было. А ведь она даже не могла вспомнить, когда ела в последний раз.

— Поешь, пожалуйста, — сказал Кайстофер. — Ты очень бледна. Передозировка флуоксетина способна спровоцировать отказ от пищи.

Грайс кивнула. Период полувыведения флуоксетина составляет от суток до трех — при разовом применении. Если же дело касается более или менее длительного приема — вплоть до шести суток.

Грайс играла с идеей сняться с препарата, но потом ей вспоминался тусклый, нависающий над ней мир времен ее депрессии.

Совершенно лишенная аппетита, Грайс принялась разрезать одну из сосисок на ровные кружочки.

— Все в порядке, — сказала она. Кайстофер посмотрел на нее спокойно, хотя в его светлых глазах и мелькнуло недовольство, оно было легким. Ничего не значащее, досадное ощущение. Ему на самом деле было все равно, и Грайс это устраивало.

Ей хотелось, чтобы ее жизнь принадлежала ей. Грайс вдруг представила, как тот, другой Кайстофер, грубо хватает ее за подбородок и вталкивает ей в рот завтрак, приговаривая что-то сладкое.

Грайс сжалась на стуле, опустила взгляд в тарелку. Кружочки сосисок действительно получились ровными, Грайс могла ими гордиться. Она с трудом заставила себя проглотить половину завтрака. Они с Кайстофером одновременно встали из-за стола. Кайстофер посмотрел на ее тарелку с недовольством, больше, наверное, лежащим в области его обсессивно-компульсивного желания абсолютного порядка.

— Переоденься. Это праздник.

— Хорошо.

Неужели он не даст ей понять, что хоть что-то изменилось теперь. Грайс поднялась к ним в комнату. В качестве приданого родители заказали ей несколько невероятно дорогих платьев как раз для таких случаев. У нее было алое платье, куда больше подходящее Маделин — роскошное, с глубоким декольте. Грайс покрутила его в руках, но она стеснялась открывать свою грудь. Из школы она вынесла стойкое убеждение о том, что если у женщины большая грудь, которую она не стесняется показывать — она доступна или, говоря языком тех времен, шлюха. Второе платье, с вырезом сзади, бархатное, во-первых было слишком жарким для лета, а во-вторых спина у Грайс была не слишком красивая. Словом, у нее оставался только один вариант. Чопорно-синее, ничего не имеющее общего с небесным или морским цветами, длинное платье из легкой ткани с закрытым воротником. Оно сразу понравилось Грайс, с удовольствием примерив его, Грайс осталась удовлетворенной. К платью, упакованная в отдельный герметичный пакетик, прилагалась шляпка с вуалеткой, как из фильмов о роковых женщинах тридцатых. Распаковав ее и попытавшись примерить, Грайс обнаружила, что она вовсе не держится сама по себе. Пришлось прикалывать ее к волосам шпильками. Грайс с тоской посмотрела на туфли на высоком каблуке.

— Я переоделась, — привычно крикнула Грайс. Она ушла в ванную, чтобы накраситься и подождать, пока переоденется Кайстофер.

Ей нравилось то, что она увидела. На королеву она похожа не была, но герцогиня из нее вышла бы неплохая. Грайс окатила себя, сильнее чем следовало бы, фиалковыми духами и, прислонившись к двери, принялась ждать Кайстофера. Минут через пятнадцать, успев выкурить сигарету и заполировать табачный запах еще одним пшиком духов, Грайс услышала:

— Пойдем, дорогая.

Она вышла к нему. На Кайстофере был насыщенно-синий смокинг, который на ком угодно другом выглядел бы игривым образом, но только не на Кайстофере. Галстук-бабочка был завязан так ровно, что мог бы служить образцом для эскизов в художественной школе.

Кайстофер окинул ее долгим взглядом, потом втянул носом воздух.

— Хорошо пахнешь, — сказал он. И Грайс не поняла, попытался ли Кайстофер сделать ей комплимент, или же это был намек на то, что она нарушила вселенский порядок курением в ванной.