И восходит луна

— Или они вообще не будут их заводить. Двадцать первый век на дворе, ау? — сказала Аймили, не отвлекаясь от "PSP".

— В любом случае, эта традиция символически показывает, что бог или богиня избрали достойнейшего из недостойных, и эта кровь не пятнает семью.

— В случае Дайлана, — сказал Кайстофер нарочито спокойно. — Это фарс. Он и так мог жить с ней, на дворе не Средневековье.

— Но он хочет, — пожала плечами Олайви. — Чтобы она стала его законной женой.

— Ради этого он готов ее убить, — прошептала Грайс.

— В случае, если все пойдет не так.

Дайлан двигался в Маделин, та казалась почти бессознательной. Ее тело было напряжено, она слегка подрагивала. Постепенный паралич, последняя стадия бешенства.

Грайс посмотрела на Джэйреми. Он сидел в крови, раскачиваясь туда и обратно, незрячим взглядом вперившись в камень алтаря. Он плакал. На что надеялся Дайлан? Он играл на грани фола. У Маделин никого не было, кроме слабоумного, добродушного брата.

Грайс увидела, что теперь и Аймили напряженно наблюдает за происходящим.

— Ну давай же, — прошептала она.

— Твоя сестра! — крикнула вдруг Грайс, обращаясь к Джэйреми. — Защити ее, Джэйреми, спаси ее!

— Веди себя прилично, — сказал Кайстофер холодно, но Грайс не слушала его. Теперь они с Аймили вопили вдвоем. А Ноар бросил в Джэйреми тяжелой зажигалкой.

Грайс казалось, что они здесь всемером, и нет больше никого, и все эти сотни людей, увлеченных в танец, лишь призраки.

Дайлан гладил Маделин по волосам.

— Сейчас, — говорил он. — Сейчас.

Но движения его оставались сладострастными, будто его вовсе не смущало, что Маделин могла умереть. Грайс выхватила у Аймили "PSP" и швырнула его в Джэйреми. Игрушка не попала, хотя была больше зажигалки Ноара, достигшей цели. Однако она подняла брызги прямо у лица Джэйреми. Капюшон спал с него, когда он дернул головой. Это был нескладный, бледный, человек, сохранивший отчасти красоту Маделин, но безмерно ее исказивший. Джэйреми принялся тереть глаза, а потом вдруг будто впервые увидел Маделин.

Грайс взяла за руку Аймили, они крепко, до боли, сжали пальцы друг друга.

Джэйреми замычал в ярости, и Грайс улыбнулась. Все дальнейшее происходило в доли секунды. Джэйреми взял с алтаря последний из серпов, наверняка, специально оставленный там и, рубанул Дайлану по горлу, быстрым, нелепым и очень сильным движением. В разрезе Грайс увидела торчащую кость. Кровь заливала Маделин лицо, а она судорожно хватала ртом воздух. Ее враз будто отпустили все симптомы, она теперь сама цеплялась за Дайлана, двинувшегося в ней в последний раз, кончившего в нее. Пока его кровь лилась на Маделин, его семя изливалось в нее. Маделин вдруг улыбнулась. Ее зубы были розовыми от крови.

Джэйреми стащил Дайлана с Маделин, ударил его по лицу, но Дайлан обнял его.

— Больно сестре! — зарычал Джэйреми.

— Мне не больно! — выдохнула Маделин. Она принялась ощупывать свое тело, будто проверяла все ли на месте.

Дайлану пришлось щупальцами связать Джэйреми, чтобы объятия получились.

— Спасибо, мой дорогой, спасибо! Ты спас свою сестру, и теперь она — моя невеста!

Дайлан поправил балахон, протянул руку Маделин, стянул ее с алтаря. Она прижималась к нему, укрытая желтой тканью его балахона, будто маленькая девочка.

Дайлан хлопнул в ладоши, и все замерли. В этом не было магии, просто его боялись.

Люди были в крови, их лица были озарены улыбками, а глаза блестели жизнью. Многие плакали от счастья.

— Поздравляю вас! — сказал Дайлан. — Сегодня вы получили жизнь. Используйте ее с умом для того, чтобы творить добро, любить и голосовать за демократическую партию Эмерики. Я от всей души желаю вам счастья и поздравляю вас с исцелением. Но поздравьте и вы меня. Сегодня я объявляю о том, что моя Маделин станет моей в социально-приемлемом смысле. Она станет моей женой. Говорите об этом всем, включая журналистов! Эта женщина — моя! Мы поженимся!

Грайс думала, ведь все эти люди не знают о древних традициях, практиковавшихся богами еще до открытия Эмерики. Что они думают об этом? Думают ли они сейчас вообще, укрытые таким счастьем, которое и представить себе невозможно в обычной ситуации — счастьем жить.

Люди некоторое время глядели на Дайлана ошалело. Его роман с Маделин не сходил со страниц таблоидов и "Buzzfeed" не уставал обсасывать эту историю, однако никто не думал, что они когда-нибудь поженятся.

А все таинство, происходившее у этих людей на глазах, было обращено не к ним, а к Олайви, Кайстоферу и Аймили. От людей, пришедших сюда, оно было зашифровано. Как если бы Дайлан и остальные боги говорили на своем языке друг с другом — никто бы не понял ничего.

Но люди разразились аплодисментами, громче которых Грайс не слышала нигде и никогда. Дайлан держал связанным брата Маделин и обнимал ее. Она казалась маленькой, хрупкой девочкой рядом с ним, и Грайс увидела, как она уткнулась носом в его балахон. Не было понятно, улыбается она или плачет.

Овации гремели, многократно усиленные эхом, казалось, они обрушат потолок, а затем и небо. Аймили, Ноар и Грайс хлопали вместе со всеми, а вот Олайви и Кайстофер оставались неподвижными.