«И вот общественное мненье!» Клубы в истории российской общественности. Конец XVIII - начало XX вв.

В начале XIX в. свой взгляд на Москву и на общественную роль московского Английского клуба изложил, имея в виду все перечисленные обстоятельства, но пытаясь вместе с тем как-то переломить инерцию восприятия и основываясь на собственных многолетних наблюдениях, Николай Михайлович Карамзин. Авторитетнейший писатель и историк, проживший в Москве и ее окрестностях около 40 лет, он только в 1816 г. переехал в Петербург и потому был членом обоих клубов.

От официального петербургского мифа Карамзин полностью не отказывался, но постарался его откорректировать. Он исходил из достигнутых к тому времени результатов послепетровского развития государства и общества, прежде всего в части изменения облика дворянства и с учетом предоставленных ему привилегий, определявших его положение. При этом он отстаивал право дворян на внутриклубную и домашнюю «свободу слова», трактуя понятие «свобода» с консервативных позиций, в рамках «неизменных правил». Свои соображения на сей счет, нечто среднее между предложением о реабилитации незаслуженно осуждаемых москвичей и апологией Москвы, Карамзин высказал в заключительной части записки «О московских достопамятностях». Эта записка-путеводитель была написана в 1817 г. по просьбе вдовствующей императрицы Марии Федоровны, накануне поездки императорской семьи на торжество, о котором уже говорилось, в Москву^{167}.

Ранее Карамзина, в начале правления Александра I, обращались непосредственно к императору с записками о «силе» и «пользе» «общего мнения», о том, что ему нужно доверять, В. Н. Каразин и М. М. Сперанский. Но Карамзин впервые высказался по поводу именно московского общественного мнения.

Для сторонника самодержавия некоторые его мысли могли показаться странными. К словам «парламент», или «говорильня» Карамзин не прибегал, но он напомнил, что Москва давно, с екатерининских еще времен прослыла «республикой». Такое уподобление не казалось ему, республиканцу по «влечению чувства», ошибочным, ибо один из главных для Карамзина признаков «республики» — не конституция и не парламент, а общественное, или «общее» мнение. Еще раз напомним, что в такой формулировке было заложено представление о действительной всеобщности, о единстве взглядов, суждений, оценок образованной части общества. В Москве общее мнение складывается, утверждал Карамзин, именно в Английском клубе.

Основное внимание Карамзин уделил доказательству того, что в наличии такого центра дворянской общественности, в направленности высказываний его членов и других московских дворян нет никакой угрозы государству. В Москве «без сомнения, более свободы, но не в мыслях, а в жизни; более разговоров, толков о делах общественных, нежели здесь в Петербурге…». У москвичей «есть какие-то неизменные правила, но все в пользу Самодержавия: якобинца выгнали бы из Английского Клоба! Сии правила вообще благородны. В Москве с жаром хвалят заслуги государственные и доныне славят бывших ее знаменитых градоначальников…».

С точки зрения Карамзина, Английский клуб — преемник тех частных московских домов, где собиралось «лучшее дворянство», где доживавшие в Москве «знаменитые родом и чином, уважаемые двором и публикою… почтенные старцы управляли образом мыслей». Впоследствии М. Н. Загоскин насчитывал в Москве до пожара 1812 г. 10 или 15 огромных деревянных барских домов, ни в чем не уступавших каменным палатам, они «наперерыв угощали всю Москву»^{168}. А П. А. Вяземский, расшифровывая и комментируя в воспоминаниях о допожарной Москве это место записки Карамзина, называл несколько аристократических фамилий, бывших «живой летописью прежних царствований»: графов Орловых, Остерманов, князей Голицыных, Долгоруковых, а также княгиню Дашкову и графа Ростопчина, — «соединение людей, более или менее исторических»^{169}. Для сравнения можно привести не мемуарные, а непосредственные и не столь почтительные впечатления приехавшей в 1803 г. из Англии в гости к Е. Р. Дашковой Марты Вильмот: ей показалось, что она «все время витала среди привидений времен Екатерины»^{170}. Теперь же, писал Карамзин, таких домов в Москве осталось мало, и «надобно ехать в Английский Клоб, чтобы узнать общее мнение». Ценность Английского клуба, следовательно, в том, что он превратился в средоточие дворянской элиты, олицетворяющей лучшие качества сословия; кроме того, клуб важен тем, что связывает аристократические поколения воедино.