И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата

Полемику эту начал М.Г. Павлов статьей «О взаимном отношении сведений умозрительных и опытных», построенной как разговор трех философов – Полиса, Кенофона и Менона. Выступая от имени Менона и доказывая необходимость эмпирического знания, Павлов разоблачает «высшие взгляды» Полиса (сатирическая маска Николая Полевого)³⁹, умозрительные спекуляции которого представлены как профанация истинного шеллингианства. С легкой руки Павлова формула «высшие взгляды»⁴⁰ в качестве иронического атрибута «Московского телеграфа» получает широкое распространение, а их проповедники (Полевой) именуются в полемических статьях «верхоглядами»⁴¹.

В своих разглагольствованиях Полис дважды возвращается к понятию нуля в новой философии. Рассуждая о том, что «по началам нового любомудрия» можно постичь без университетов все содержание наук, он берется объяснить «в нескольких словах», как соотносятся логика, грамматика и риторика. «Логика к грамматике, – говорит он, – содержится как бесконечное к конечному, а риторика составляет их связь и содержится к ним как 0 к + и – »⁴². Эта формула – выхолощенный вариант ученых рассуждений о философском значении положительных и отрицательных величин и нуля в книге Окена.

Второй раз нуль появляется здесь в столь же карикатурном изложении шеллингианской «идеи абсолюта». Полис указывает, что «сочетание совершенной тишины с совершенною пустотою – это лоно абсолюта», и на вопрос Кенофона (Ксенофонта Полевого): «Что же самый абсолют?» – отвечает: «Идеальный нуль; единство, но не единица, бесчисленность, но не число; монада, которая не велика, не мала … не предвечна и не временна, которая не движется и не покоится, но все это вместе и в то же время не есть все это вместе, короче – все и ничего. Вот что абсолют!»⁴³

Рассуждения о нуле в «Отрывках из тайных записок станционного смотрителя» и об абсолюте в «Русской ресторации» – парафраз рассуждений Полиса. Различные модификации формулы «Абсолют есть все и ничто» – субститут спора Булгарина с умозрительной философией в его очерках. Однако следует иметь в виду, что кажущиеся почти идентичными нападки на немецкую философию в разные годы имели разных адресатов и были спровоцированы разными причинами. Мы уже отмечали, что в очерках 1824–1825 годов они были направлены на «Мнемозину» и любомудров; «Доморощенные мудрецы» и «Сцены из частной жизни» метили в «Московский телеграф» и журналы любомудров, которые выступили с критикой произведений Булгарина и его газеты.

В 1829 году «Сын отечества» в полемике с «Атенеем» принял сторону «Московского телеграфа». Журнал Булгарина-Греча втянулся в спор после второй статьи Павлова «Ответ на возражение М.Т.», где уже без всяких масок автор обрушился не только на журнал Полевого, но неожиданно, с позиции «здравого смысла», – на все раннее русское любомудрие. Сравнивая моду на мужские плащи в начале века с модой на Шеллинга, издатель «Атенея» писал:

Несколько лет тому назад возродилось у некоторых литературных юношей тщеславие щеголять философическими терминами, не понимая их значение. Произносить одни и те же слова без умолку … наскучает так! и попугаю …, посему и должно было надеяться, что тщеславие литературных юношей пройдет само собою; не тут-то было! … Появились целые трактаты на русском языке, на которые сами русские смотрели как на иероглифы. Люди опытные пожимали плечами, легковерные в этой тьме кромешной … видели зарю нового просвещения, и, не учившись предварительно ничему, начали рассуждать о всех науках решительно, прикрывая скудость своих сведений громкими словами субъект, объект, бесконечное, конечное, дедуктивный, продуктивный, абсолют, идеи, проявление, – отзывались в ушах всех, ровно как плащи, всюду бросающиеся в глаза⁴⁴.