И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата

³¹ Мимоходом вплетается в эти главы и тема Миши Бестужева (брата Александра, часто упоминаемого в романе, и Николая [К., 210, 221]): у Рылеева накануне восстания (К., 226–228), другие упоминания см.: К., 239,314,329.

³² Хлестаковские ассоциации, вероятно, здесь тоже присутствуют; ср. отчасти: Немзер А.С. Из наблюдений над романом Тынянова «Пушкин»… С. 496, примеч. 19.

³³ С темой разных Михаилов может быть косвенно связана и тема именин Михаила и столь же косвенная отсылка к стихотворению «Брату (в день его именин)» (Кюхельбекер В.К. Лирика и поэмы / Вступит, статья, ред. и примеч. Ю. Тынянова. Л., 1939. T. I. С. 147–149). В стихотворении: «Но, друг мой, в день твоих ли именин / Я буду в одиночестве – один? / Сберется мой народ – крылатые мечтания, / И с ними сяду я за пир, / Забуду стражей и затворы, / Забуду целый мир» (с. 148) – в К.: «У Вильгельма бывали и праздники: именины друзей, лицейские годовщины.

В особенности день Александра – 30 августа: именины Пушкина, Грибоедова, Саши Одоевского. Кюхля вел с ними целый день воображаемые разговоры» (К., 303), эпизод относится к Свеаборгской крепости – ср. в комментарии Тынянова ad lос.: «25 сентября 1833. Свеаборгская крепость» (Кюхельбекер В.К. Указ. соч. С. 463). Многозначность имени Александр (Пушкин, Грибоедов, царь) – обширная тема и у Тынянова, и вообще в русской литературе, прежде всего в акмеизме: «И Александра здесь замучил зверь» у Мандельштама, «Александра, лебедя чистого» у Ахматовой (в контексте: «А Смоленская нынче именинница») и т. д.; касаться ее здесь невозможно. Напомним, однако, в К. сразу после слов о «романтической фарсе» и имени «Саши» (Одоевского): «Саша раз спросил Вильгельма: – Кстати, ты здесь у врага Александра не бываешь? – У какого врага? – У Якубовича, – важно ответил Саша …. Впрочем, он враг и другого Александра (Саша говорил о царе)» (К., 199).

³⁴ Стихи, хотя и названы в тексте стихами («Стихи-то наверное забыл»), ни разу не напечатаны в рассказе как стихи и даже ни разу не приведены подряд.

³⁵ Не назван и в предыдущем упоминании, довольно близком по смыслу – (слова Николая): «Он [= Паскевич] представил одного солдата, некоего Пущина… из моих друзей… mes amis de quatorze. В офицерский чин. … Михаил Пущин, его „друг четырнадцатого декабря", разжалованный в солдаты, командовал взводом пионеров и отличился еще при взятии Эривани. … Грибоедов рекомендовал его Паскевичу, а Паскевич, в начале кампании не уверенный в успехе, дорожил людьми» (В-М., 114–115).

³⁶ Непосредственно перед этим: «Вильгельм сшил себе темно-оливковую шинель … приодел Семена и стал доверчивее относиться к жизни: можно было еще жить на свете, пока были такие честные люди, как этот забавный старик, старец Петр Васильевич». «Можно было еще жить на свете» перекликается с рассматриваемым здесь лейтмотивом (проживем) и его вариацией в разговоре с Семеном.