Читаем И время ответит… полностью

— Так, с человеком одним… Кто он, не знаю, только познакомитесь вы с ним по делу… А звать его будут Николай… Вдовые оне…

— Вдовец? — удивляется мама.

— А что, что и вдовый? — Дуняша вроде даже обижается за своего «протеже». — А человек хороший, это точно, — убежденно говорит она. — Образованный, из ваших (подразумевая, — из господ, очевидно)… — И жить будете ладно… Свои дети пойдут. Тут вот, чегой-то не пойму: — то ли два, то ли трое? — Дуняша в раздумье покачивает головой. — Ну, я пойду, барышня, — вдруг, как со сна встрепенулась Дуняша, — спокойной вам ночи! — и исчезла за дверью. Мама даже спасибо сказать не успела. Была она озадачена — как-то слишком всё необыкновенно. Дуняша в роли «провидицы»!

…В Смоленске в те времена жила семья Троицких — большая и дружная семья с отцом Николаем Дмитриевичем. Матери, к сожалению, давно уже не было в живых. Но дети, теперь уже ставшие взрослыми, продолжали жить одной семьей, все вместе. Барышни Юхневич дружили с барышнями Троицкими, и часто бывали у них. Теперь шуткам и смеху конца не было.

— Ну, держитесь! — обещала старшая Юхневич, которую тут все еще звали «Марочкой». — Скоро вашей мачехой буду, уж я вам покажу! Спуску вам от меня не будет!

— Ох, Марочка, уморила! — хохотали девочки Троицкие. — Да где ж тебе с нами справиться?! С такой-то оравой!

— Николай Дмитриевич! — Смеялась Мара, — хоть бы вы за меня заступились! Ведь я же нареченная ваша, как-никак! Вы же — Николай! Да еще вдовец — «вдовый», как говорит Дуняша! Вы что же помалкиваете?!

Николай Дмитриевич смущенно улыбался. Не сходилось только одно: с Николаем Дмитриевичем не нужно было знакомиться. Семьи были дружны давным-давно, еще до смерти родителей барышень Юхневич.

— Ну, уж не придирайтесь! Не каждое слово в строку! — шумели младшие Юхневичи. — Быть вам нашим отчимом! Шутили-шутили, а время шло, и скоро приблизились святки — Рождество и Новый год. И, как обычно, смоленская интеллигенция задумала организовать вечер-концерт в пользу сирот-пансионерок епархиального училища. Начались хлопоты. Составлялась программа концерта. Марочку знали как хорошую пианистку. И тут кого-то осенило: — Знаете что? Нужно послать Мару Юхневич к новому присяжному поверенному — Фёдорову! Он, говорят, прекрасно играет на виолончели. — А доктор Малоховский — на скрипке, — добавил кто-то. Вот бы трио составить? А?..

Так Мара Юхневич была делегирована пригласить Николая Николаевича Фёдорова, недавно приехавшего в Смоленск, принять участие в новогоднем благотворительном концерте. Николай Николаевич согласился. Предсказания Дуняши явно начинали сбываться — «знакомство по делу» состоялось, да еще с Николаем! Ну и Дуняша!

Успех концерта был потрясающим. Виолончелист Фёдоров действительно оказался прекрасным музыкантом, а вскоре после концерта он зачастил к барышням Юхневич. И все три барышни были без ума от Николая Николаевича — присяжного поверенного Смоленского губсуда. Да и как было не влюбиться?! С мягкой кудреватой бородкой, черной, как смоль, с такими же черными блестящими и волнистыми волосами; смуглое лицо (или это летний загар так накрепко прильнул к нему?); с тонким прямым носом, с угольками немного прищуренных и всегда смеющихся глаз! Немножко грузен — по сравнению с мальчишками-семинаристами, но всё еще в полной спортивной форме, играет в теннис, и в горелки бегает так, что никто не догонит! Хотя, как оказалось, ему минуло 40. Подумать только — сорок лет! А сколько стихов знает, остроумных анекдотов, историй, и на каждый случай — цитата откуда-нибудь, или пародия, а то и собственного сочинения. И, кажется, всё на свете знает — о чём ни спроси! А музыкант какой! Виолончель под его смычком просто поет. А уж если еще Марочка на пианино аккомпанирует — ну, тогда слёзы сами просятся на глаза!..

Юлечка забросила всех своих поклонников-семинаристов и с раскрытым ртом ловила каждое слово Николая Николаевича. А он ухаживал с нескрываемым удовольствием за всеми тремя, привозил охапки цветов и коробки шоколадных конфет. Хотя Марочка одна и понимала к чему клонятся эти, уже чуть не ежедневные посещения, и весь этот цветочно — шоколадный «потоп». Она-то понимала, что решается её судьба, наперед предсказанная Дуняшей.

Марочка трепетала и ужасалась… Ведь у Николая Николаевича было двое детей — мальчик девяти и девочка одиннадцати лет. Жена умерла не так давно. Но… от судьбы не уйдешь.

Когда двое младших сестёр узнали, что Николай Николаевич сделал «предложение» и что Марочка выходит за него замуж — восторгам и радости не было конца! Их было даже гораздо больше, чем у самой Марочки — уже взрослой и понимающей, что значит стать матерью для двух достаточно больших детей, сравнительно недавно потерявшим свою родную мать… Сможет ли? Сумеет ли?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное