И все они – создания природы

Я ухватился за эту идею. Грубый шпагат приходилось затягивать в жгутах очень туго, и он стер мне всю кожу на ладонях, но мозолистые лапищи младших Даннингов не порезала бы и проволока. А я уже не буду летать по стойлу мячиком, накладывая жгут.

И вот, опираясь на гильотину в позе палача, я обратил мысли к моему другу.

– Энди, – сказал я, – будет лучше, если ты заберешься вон туда! – и пнул одну из квадратных деревянных кормушек, расставленных длинным рядом в глубокой соломе посередине загона, фермеры называли их «стопки». Над стопками покачивалась на цепях люлька с сеном…

Энди снисходительно улыбнулся;

– О, мне и здесь отлично. – Он привалился плечом к столбу напротив стойла и закурил сигарету. – Я не хочу упустить ни малейшей подробности. Даже слушать все это очень интересно.

И действительно, из-за двери стойла доносились разные интригующие звуки. Как всегда. Сердитые крики «ох!», «да стой ты смирно, чучело!», «ноги мне оттоптать вздумал!» мешались с гулкими ударами гигантского тела о стенки.

Наконец, раздался неизбежный залп предупреждений:

– Э-эй! Выпускаем!

Я весь подобрался, дверь распахнулась, и из нее, как пушечное ядро, вырвался мой пациент: фестоны шпагата, намордник, точно противогазная маска, на веревке висят двое из братьев.

Ноги вола ушли по колено в солому, он на мгновение остановился, покосился по сторонам, а затем, едва глаза над верхним краем намордника узрели элегантную фигуру моего друга у столба, он опустил голову и ринулся в атаку.

Энди мешкать не стал. Едва на него устремились полторы тонны будущей говядины, он вспорхнул на стопку, ухватился за верхнюю перекладину люльки и одним рывком вознесся на недосягаемую высоту. Секунду спустя тяжелая стопка под ним полетела кувырком, опрокинутая бешеным ударом рогов. Я вдруг вспомнил, что в гимнастическом зале Энди всегда отличался в упражнениях на шведской стенке. Видимо, ему удалось сохранить всю былую ловкость и быстроту. Он поглядел на меня со своего ложа из душистого клевера, которое мягко покачивалось на цепях.

– На твоем месте я бы там и остался, – сказал я.

Энди кивнул. Я понял, что особенно уговаривать его не придется. Лицо его приобрело несколько мучнистый, оттенок, а брови застыли где-то у линии волос.

Потребовались объединенные усилия всех трех братьев, чтобы остановить вола. Теперь они тяжело отдувались, туго натягивая веревку, и ждали, чтобы я приступил к началу операции.

Настал решающий момент. Я прислонил гильотину к стопке и медленно подошел к волу. Отстегнул клапан намордника и налил на губку хлороформ. Что произойдет дальше, предугадать было невозможно. Одни животные тут же погружались в сон, но в других непонятный запах возбуждал внезапную ненависть ко мне, и они наставляли на меня рога, увернуться от которых в глубокой соломе бывало не так просто.

К большому моему облегчению, этот буян принадлежал к первому типу. После атаки на Энди, потаскав братьев Даннингов на веревке, он запыхался и вдохнул хлороформ полной грудью. Его глаза сразу же остекленели, он пошатнулся, сделал несколько неуверенных шажков, осел набок и заснул.

Времени терять было нельзя. Утопая в соломе до колено, я под тащил гильотину, наложил лезвия на рог, ухватил ручки и нажал. Для рогов молодых животных бывало достаточно одного нажима, но у этих основания рогов были настолько широки, что лезвия сошлись под громкий треск лишь через несколько мучительных секунд. Я принялся за второй рог, который потребовал от меня еще больших усилий.

– Все! – просипел я. – Снимайте намордник!

Я взмок, а этот вол был первым из девятнадцати.

Братья тотчас отстегнули намордник и кинулись к большому загону, где их отец уже вопил и тыкал палкой.

Я обезрожил второго, потом третьего, потратив лишь немного больше пота. Но четвертый оказался мне не по зубам. Рога у него были такими огромными, что я раздвигал и раздвигал ручки, пока они практически не вытянулись в одну прямую линию. Как я ни пыхтел, как ни напрягался, мне не удавалось свести их вместе хотя бы на одну десятую дюйма. За спиной у меня раздался голос Томаса, сложением не уступавшего любому чемпиону-тяжеловесу.

– Подвиньтесь-ка, мистер Хэрриот, – сказал он.

Я перехватил ручки ближе к середине. Томас взялся за концы, но и наши совместные усилия возымели действие не сразу. Затем рог отвалился с громким треском, а я взвизгнул – я ведь был «человеком посредине» и сходящиеся ручки врезались мне в ребра. То же повторилось и со вторым рогом: Томас вновь пришел мне на помощь и мои ребра пострадали вторично.

Братья пустились трусцой за следующим волом, а я прилег на солому и постанывал, потирая бока.

– Джим, как ты? – донесся сверху встревоженный голос, и, подняв глаза, я встретил сочувственный взгляд Энди. Как мне смутно вспомнилось, все это время он вертелся и раскачивал люльку в упрямом стремлении ничего не упустить.

Я криво ему улыбнулся.

– Все в порядке, Энди. Ну, заработал пару синяков.

– Еще бы! Ну и детина же зажал тебя в ручках! Не хотел бы я очутиться на твоем месте!