У меня по спине побежали мурашки. Неужели — опять? Едва мистер Уитхорн поставил Дусика на стол и я достал из футляра ауроскоп, как мне стало окончательно ясно, что судьба перевела стрелки часов назад: белая шерсть поднялась дыбом, еще недавно дружелюбные глаза смотрели на меня со злобным недоверием.
— Придержите ему, пожалуйста, голову, — сказал я. — Начнем с ушей.
Я нежно зажал ухо между большим и указательным пальцами, осторожно вставил ауроскоп, приложил глаз к окуляру, начал осмотр внешнего слухового прохода — и тут собаченция показала себя. Я услышал злобное рычание, невольно отдернул голову, и острые зубы сомкнулись где-то рядом с моим носом.
Мистер Уитхорн откинулся и захохотал.
— Ах, шалунишка! Не терпит никаких с собой вольностей! Ха-ха-ха! — Он ухватился за край стола, еле держась на ногах, потом смахнул с глаз слезы — Боже мой, боже мой! Вот проказник!
Я был потрясен. Его словно забавляло, что он мог бы сейчас любоваться безносым ветеринаром. Я покосился на его жену: она заливалась восхищенным смехом. Какой был смысл что-то втолковывать подобным людям? Если они видят только то, что хотят видеть? Мне оставалось лишь продолжить осмотр.
— Мистер Уитхорн, — сказал я сквозь стиснутые зубы, будьте добры, подержите его опять. Только возьмите покрепче за шею, справа и слева.
Он опасливо поглядел на меня.
— А я не сделаю бо-бо моему лапусику?
— Конечно, нет.
— Ну, хорошо! — Он прижался щекой к собачьей морде и нежно зашептал.
— Папусик обещает быть осторожненьким, ангел мой. Не бойся, мой миленький!
Он ухватил складки кожи на шее, как я просил, и ауроскоп водворился в ухо. Осматривая слуховой проход, слушая сладкое сюсюканье мистера Уитхорна, я с напряжением ждал следующей атаки. Но когда мой пациент с рычанием сделал выпад, я обнаружил, что боялся совершенно напрасно: он нашел себе другой объект.
Бросив ауроскоп, я отскочил и увидел, что Дусик погрузил зубы в основание большого пальца своего хозяина. И не просто тяпнул, а повис у него на руке, все крепче смыкая челюсти.
Мистер Уитхорн испустил пронзительный вопль и кое-как высвободился.
— АХ ТЫ ПАРШИВЕЦ! — визжал он, прыгая по комнате и страдальчески тряся кистью. Потом взглянул на две алые струйки, льющиеся из двух глубоких проколов, и вперил в Дусика свирепый взгляд. — АХ ТЫ МЕРЗКАЯ ТВАРЬ!
Мне вспомнился наш разговор с Зигфридом. Ну, может быть, теперь Уитхорны все-таки снимут розовые очки!
37
— Все в порядке, мистер Хэрриот? — Лайонел Браф озабоченно следил, как я на четвереньках проползаю через дыру в проволочной сетке.
— Угу, — пропыхтел я.
Тощий Лайонел змеей проскользнул сквозь отверстие, но я несколько плотноват для подобных упражнений.
Некоторые наши клиенты содержали своих животных в довольно странных помещениях — например, в старых товарных вагонах, но пальму первенства я безоговорочно присудил бы Лайонелу.
Нет, этот дорожный рабочий не был исключением: в те времена многие люди, жившие на скромное жалование, обзаводились кое-какой живностью — и не только ради пополнения бюджета, но просто из удовольствия. Одни держали трех-четырех коров, другие — десяток свиней, но Лайонел не стал себя ограничивать.
Разместил он свой скотный двор в большом сарае рядом с домом, разделив сарай на множество закутков с помощью всевозможных подручных материалов. Это был настоящий лабиринт, плод вдохновенной импровизации, где перегородками служили кроватные сетки, листы фанеры и кровельного железа, а также ярды и ярды железной сетки. Ни дверей, ни проходов.
Слегка отдуваясь, я поднялся на ноги.
— Так где же теленок?
— Уже недалеко, мистер Хэрриот.
Мы пробрались мимо его единственной коровы, а в соседнем закутке, пока Лайонел развязывал веревки, чтобы открыть нам доступ в следующий, бойкие поросята порядком погрызли мои сапоги. Затем нас с полнейшим равнодушием оглядели две козы.
— Удойные обе, лучше некуда, — объявил Лайонел. — Моя хозяйка такой сыр из их молока делает, пальчики оближешь. И оно ведь для здоровья полезное, верно!
— Совершенно верно.
В те дни туберкулез оставался еще вполне реальной угрозой, и относительно безопасное в этом отношении козье молоко весьма ценилось.
Следующим препятствием на нашем пути оказался положенный на бок большой обеденный стол красного дерева, и я опасливо обошел обращенные внутрь ножки с колесиками, которые не раз оставляли синяки на моих голенях, и только потом перелез через него, наконец добравшись до телят. Их было трое, и узнать, кто из них болен, труда не составляло — у черного малыша в ноздрях запеклась гнойная слизь. Я нагнулся, чтобы смерить ему температуру и отогнал двух квохчущих кур. Жирная утка удалилась вперевалку сама. У пернатых обитателей сарая собственного помещения вроде бы не было, Они перепархивали и пробирались из закутка в закуток, как им хотелось, а то и выходили погулять на свежем воздухе. Выпрямившись, я полюбовался десятком кошек на подоконниках и перегородках, а из глубины сарая внезапно донеслось рычание — между тремя собаками Лайонела завязалась дружеская драка. За открытой дверью на лужке мирно паслись две овцы.