И все они – создания природы

Примерно двадцать лет чума свиней была моим пугалом. Всякий раз, вскрывая издохшую свинью, я трепетал при мысли, что вот сейчас наткнусь на роковые кровоизлияния и "бутоны". Но еще больший трепет вызывала мысль, что я не сумею распознать болезнь и из-за моей небрежности вспыхнет эпидемия.

Правда, в этом смысле чума свиней была легче ящура, но принципы действовали те же. Если я провороню симптомы, больные свиньи могут пойти в продажу и с рынка попасть на разные фермы, разделенные десятками миль. И каждая такая носительница инфекции перезаразит неизлечимой болезнью своих здоровых соседок. Тогда вмешается министерство сельского хозяйства и его специалисты добросовестно проследят источник эпидемии до Хэрриота, ветеринара, который положил ей начало, допустив непростительную небрежность.

Кошмарный страх охватывал меня снова и снова, потому что в отличие от ящура чума свиней была тогда очень распространенной болезнью и подстерегала нас буквально за каждым углом. Иной раз я принимался мечтать, какой безоблачно счастливой стала бы моя жизнь, если бы эта проклятая хворь вдруг исчезла. И, вспоминая, сколько из-за нее натерпелись все мои ровесники, я чувствую, что нынешним ветеринарам, пожалуй, следовало бы каждое утро вскакивать с постели и пускаться в ликующий пляс, распевая во все горло: "Ура! Ура! Ура! Нет более чумы свиней!!!"

Лайонел повел меня в дальний конец двора и угрюмо указал на последний загон.

— Они там.

Я перегнулся через перегородку и меня обдала волна ледяного отчаяния. Десяток четырехмесячных поросят — и практически у всех одинаковые роковые симптомы.

Все худые, словно бы облезлые, уши снаружи багровые, походка шаткая, а по обвисшим хвостикам стекает жидкая струйка поноса. Я измерил температуру у трех-четырех. Около сорока одного градуса!

Классическая картина, прямо-таки из учебника, но Лайонелу я ничего не сказал. Собственно говоря, это запрещалось правилами: сначала мне предписывалось проделать сложнейший ритуал.

— Откуда они у вас?

— В Хавертоне купил, на рынке. Упитанные все были, бойкие, как на подбор. — Он подтолкнул носком резинового сапога трупик в углу — Один вот уже сдох..

— Да… Лайонел, я должен его вскрыть, посмотреть, что там у него внутри. — Голос у меня стал устало-надтреснутым, опять мне предстояло мучительно вертеться на бессмысленной карусели. — Только схожу к машине за ножом.

Вернувшись со специальным скальпелем, я перевернул мертвого поросенка на спину и вскрыл брюшную полость. Сколько раз я уже проделывал это в таком же напряжении?

Руководства рекомендуют начинать поиски от места перехода подвздошной кишки в слепую. Но, вскрывая кишку, соскребая слизь с ее стенок, я не находил ничего, кроме кровоизлияний и небольших некротических пятен, темно-красных или желтоватых.

Иногда неопровержимые доказательства обнаруживаются только в прямой кишке, и я все резал и резал ножницами петлю за петлей, но без особых результатов.

Ну, вот опять! Я не сомневался, что поросенок погиб от чумы, но сказать об этом фермеру не имел права: прерогатива заключительного диагноза принадлежала министерству, и я обязан был ждать подтверждения оттуда.

В почках и мочевом пузыре тоже были кровоизлияния, но нигде ни единой типичной язвы.

Я откинулся, не вставая с корточек.

— Мне очень жаль, Лайонел, но я обязан сообщить об этом, как о возможном случае чумы.

— Эх, черт, скверная штука, верно?

— Да… очень. Но пока министерство это не подтвердит, нам остается только ждать. Я возьму материал для анализа и отправлю в Суррей, в лабораторию.

— И подлечить их вы не можете?

— Боюсь, что нет. Болезнь вирусная. И лечения от нее не существует.

— Ну, а остальные-то как? Она прилипчивая?

До чего мне не хотелось отвечать! Но умалять опасность не имело смысла.

— Да, и очень. Вам нужно будет принять все меры предосторожности. Перед загоном поставьте ящик с дезинфицирующим средством и, выходя оттуда, непременно наступайте в него. Но лучше будет воду и корм давать им снаружи — обязательно после всех остальных, а к ним не входить вовсе.

— Что, если и другие перезаразились? Сколько их подохнет?

Еще один страшный вопрос. Справочники указывают на смертность от 80 до 100 %, но мой собственный опыт, говорил — все, сколько есть.

Я глубоко вздохнул.

— Лайонел, выздоравливают они очень редко.

Он медленно обвел взглядом новые бетонные загоны, поросят, сосущих матерей, привольно бродящих по двору боровков. Я почувствовал, что должен сказать хоть что-то.

— Впрочем, может быть, я и ошибся. Подождем ответа из лаборатории. А пока давайте им вот эти порошки. Подмешивайте в корм или растворите и вливайте.

Я уложил петли кишки в багажник, потом обошел свинарник, записывая его обитателей по категориям. Ибо меня поджидало еще одно тяжкое испытание — предстояло заполнить анкеты. Анкеты — мой вечный крест, чумная же анкета являла собой жуткое розовое полотнище с тесными строчками вопросов с обеих сторон — общее число маток, хряков, молочных поросят, боровков. И да смилуется небо над тем, кто напутает в счете!