И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Лишь в последние два-три десятилетия ученые и активисты наконец задумались об ограниченности человеческой власти над природой: после урагана «Катрина» 2005 года, землетрясения на Гаити в 2010-м, цунами и последовавшей за ним аварии на АЭС Фукусима-1 в 2011-м уже было бы довольно странно притязать на полное владение ситуацией. Перечисленные катастрофы скорее делают более заметным наследие безответственного и расистского прошлого государств, а также все еще бытующие стародавние колониальные штампы, в результате чего общества, прежде столь уверенные в своем технологическом всевластии, оказываются вынуждены пересмотреть наиболее фундаментальные воззрения на источники энергии. Глядя на все эти недавние катаклизмы, невольно задумаешься: а вдруг наша планета сделалась более капризной? Она то и дело трясется, извергая то пламень, то ливень; как бы то ни было, вера человечества в собственные силы оказалась серьезно подорвана.

Все сказанное относится и к Советскому Союзу в той же мере, что и к иным странам: в ретроспективе ясно, что его убежденность в способности государства обуздать природу была столь же безрассудной. Советские инженерные проекты нанесли существенный вред окружающей среде, и даже лучшие из них оказались не в состоянии предотвратить возникновение природных катаклизмов на огромных территориях страны. Пусть он и стремился всеми силами показать обратное, Советский Союз все же оставался весьма небезопасным местом.

На Дальнем Востоке целые области регулярно страдали от затоплений и подземных толчков; сердце Евразийского континента весной оказывалось залито паводками, а летом его выжигали лесные пожары; Среднеазиатский регион страдал от землетрясений, а также от горных рек, сходящих бушующими оползнями, разоряя поселения у подножия гор. Часто подобные катаклизмы не наносили человеческим сообществам никакого урона: скажем, Тунгусский метеорит, за десятилетие до большевистской революции уничтоживший около двух тысяч квадратных километров сибирской тайги, произвел довольно слабый эффект, разве что став поводом для ряда научных экспедиций. К сожалению, так было далеко не всегда: на протяжении всей советской эпохи города и деревни страны страдали как от природных, так и от рукотворных катаклизмов. Начиная с частных случаев вроде блуждания до смерти в снежной буре – классической аллегории, недавно столь умело использованной В. Г. Сорокиным в его «Метели» [Сорокин 2010], – до землетрясений с тысячами жертв в столицах союзных республик; словом, с нежданными бедствиями в Советском Союзе были знакомы не понаслышке.

В нечастых воспоминаниях переживших то или иное мощное землетрясение ясно прослеживается единый лейтмотив: взращиваемая новым индустриальным обществом уверенность в собственных силах неспособна полностью вытеснить из сознания человека мысль о возможности катастрофы. Бывший заведующий сейсмостанцией «Ташкент» В. И. Уломов был не только блестящим знатоком истории сейсмической активности Узбекистана, но и ее свидетелем уже с самого детства. Первое сильное землетрясение, очевидцем которого он стал, случилось в 1946 году; он видел, как «все выбежали на улицу, подальше от качающихся домов, большей частью сложенных из сырцового кирпича» [Кудайбергенова, Эрметова, Каланов 2008]. Эпицентр толчка тогда располагался много выше – в Чаткальских горах, где жителей было совсем немного. Вспоминая ташкентскую катастрофу 1966 года, очевидцы описывали смутную тревогу, которую не в силах были разрешить никакие лозунги. Шестнадцатилетнему Р. А. Сагдуллаеву[2] самому «не было страшно», но он чувствовал ощущение страха, царившее в окружающих. Это ощущение, впрочем, довольно скоро развеялось, и жители столь свыклись с постоянными толчками, что даже перестали реагировать на что-либо ниже пяти баллов по шкале Рихтера. Примечательно, что во время землетрясения Сагдуллаев участвовал в съемках на киностудии «Узбекфильм»; пусть сам юноша тогда и заявил, что ничуть не испугался, но все же и он, и его коллеги в дальнейшем всеми силами старались избегать съемок на «Узбекфильме», опасаясь, что павильоны могут обрушиться. Подобные тревоги – обычное дело для того, кто жил в сейсмически чувствительном регионе [Кудайбергенова, Эрметова, Каланов 2008].