И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Ашхабад, конечно, в конце концов был отстроен, однако не в результате разрушившего его землетрясения: лишь в июле 1958 года советское руководство приняло генеральный план, согласный с социалистическим духом эпохи [Гущина, Меликов, Могилевец 1981: 120]. Новый город изо всех сил старался сдержать под свежей штукатуркой и мостовыми хаос, порожденный страшной осенью 1948 года. Заметим: этот хаос отнюдь не был сугубо ашхабадским феноменом – ведь и реакция на крымское землетрясение во многом оставляла желать лучшего. Впрочем, общая неподготовленность системы не должна заслонять фундаментальных различий между 1927 и 1948 годами, не все из которых явились следствием взросления сталинского государства. В Ашхабаде центральное правительство приняло на себя руководство спасательно-восстановительными операциями, тогда как в Крыму этим занималось исключительно руководство РСФСР. И это немаловажный факт, даже несмотря на то, что на деле бремя восстановления города все равно легло на плечи туркменской администрации.

Сменился и характер деятельности волонтерских и общественных организаций. Крымский полуостров был «всесоюзной здравницей» и популярным курортом, так что общественным организациям легко удавалось получать пожертвования на его восстановление даже из самых отдаленных уголков РСФСР. Куда сложнее было собирать пожертвования в пользу далекого среднеазиатского Ашхабада, в котором к тому же и деятельность самих этих организаций была весьма ограниченна; причем речь не только о Красном Полумесяце, но также о театральных труппах или издательствах. Сталинская централизация, охватившая к 1948 году уже все сферы, препятствовала какой бы то ни было динамической реакции общественных организаций, даже если оценить конечный результат их деятельности было достаточно сложно. Схожая картина наблюдалась и на местном уровне, где пресса открыто критиковала неудачные решения властей. Лишь после ташкентского землетрясения 1966 года партийные функционеры поняли, каким образом стихийное бедствие можно превратить в повод для всенародного триумфа.

Уже в скором времени оба землетрясения – и крымское, и ашхабадское – были запрятаны в далекий и темный уголок памяти советского народа, малоинтересный для партийных чиновников, не желавших ни учиться на уже совершенных ошибках, ни попытаться понять значение произошедшего для местных жителей. И в 1927 году в Крыму, и в 1948 году в Ашхабаде правительственные меры оказались не менее спонтанны и хаотичны, чем само стихийное бедствие. Только в брежневскую эпоху правительство осознало, что реакция на бедствие должна носить глобальный характер, сродни тому, которым обладала и сама коммунистическая идея.

Часть вторая. Мобилизация советского общества при Брежневе

3. Апрель 1966 года: Ташкент на первых полосах

В первую же неделю нового, 1966 года в столице Узбекистана состоялись важнейшие переговоры между лидерами Пакистана и Индии. Председатель Совета министров А. Н. Косыгин пригласил сесть за стол переговоров президента Пакистана Мухаммеда Айюб Хана и премьер-министра Индии Лала Бахадура Шастри, чтобы урегулировать территориальный конфликт, разгоревшийся вокруг штата Кашмир. Советский Союз принимал живое участие в происходящем в Южноазиатском регионе, желая нарастить там свое влияние, в том числе и дипломатическое; с этой целью заранее были приняты серьезные меры, дабы ни один высокопоставленный гость не заподозрил советскую сторону в симпатии к оппоненту. Советское усердие в демонстрации дипломатического нейтралитета подчас доходило до комичного: по прибытии в Ташкент лидеров обеих стран доставили в приготовленные для них загородные резиденции, которые оказались практически идентичны[152], а приветственный телефонный разговор Косыгина с каждым политиком продлился ровно по семьдесят пять минут[153].

Ташкент был намеренно избран в качестве площадки переговоров, поскольку атмосфера этого города была вполне привычна для обоих лидеров. Так, помолившись в мечети Тилля-шейх, пакистанский руководитель Айюб Хан посетил расположенное напротив древнее медресе[154] Барак-хана и прогулялся «по старому городу, любуясь местными мазанками», – очевидно, напоминавшими ему родные места[155]. Но если индийская и пакистанская делегации чувствовали себя в Ташкенте как дома, то западные журналисты, прибывшие освещать их встречу, дивились на открывшуюся им доселе неведомую часть Советской страны. А руководство страны как раз и желало, чтобы город поражал гостей. И в самом деле, рассуждая о советских мотивах, побудивших организовать конференцию, и в целом высказываясь весьма пренебрежительно, западные журналисты все же не могли скрыть своего восхищения Ташкентом. А корреспондент французской «Le Monde» даже отметил, что древний град Тамерлана может похвастаться вполне современными, защищенными от землетрясений домами![156]