И все-таки она хорошая!

Корректор Какографополя так рассуждать не может. У него нет стандарта, нет образца, по которому он мог бы выправлять слова. Вспомните, что слово расчетливость в этом городе может быть написано более, чем шестью тысячами способов[8],— и все будет правильно. Но ведь не всякое сочетание букв годится для передачи слова расчетливость, а только шесть с лишним тысяч. Например, буквосочетания расчутливостъ или расчётливесть не годятся, потому что читаются не так, как надо.

Значит, у корректора только один выход: проанализировать каждое буквосочетание, может ли оно дать при чтении нужный результат или нет. Дело нелегкое. Недаром корректоры в Какографополе так же популярны, как кинозвезды, искусные врачи и поэты, а труд их приравнивается к труду ученого-исследователя. Большой квалификации люди! А газеты все-таки выходят иногда с опозданием, если попадает текст, трудный для корректорского анализа.

Читают газету…

Вот раннее утро. По улицам сосредоточенно и серьезно спешат прохожие. Раскупают утренние номера газет. Идут, уткнувшись в газетный лист; останавливаются; снова идут. Полностью поглощены чтением, ничего не слышат, не видят.

Да, чтение в этом городе — дело серьезное и требует полного внимания. Мы с вами каждый день читаем газеты, книги, письма, афиши, журналы, всякие документы — и всюду видим строго единообразные написания. Каждый вторник во всех газетах напечатано: вторник, и нигде не видно никаких других написаний. Слово не разгадывается каждый раз заново, а узнается как старый знакомый: ведь я его уже не раз встречал! Если же слово может менять свой буквенный облик, то оно всякий раз появляется как бы переодетым. Вдруг встретился какой-то чудак Фтторнег; не сразу догадается, что это такое… Оказывается, это наш старый приятель вторник, но только в новом буквенном костюме. В новой маске.

Чтобы понять слово, разумеется, не так уже много нужно усилий, дело одной секунды, но если весь текст состоит из таких замаскированных слов, то чтение окажется утомительным занятием. Каждое слово только самую каплю затруднит вас своим нестандартным видом, но капли эти следуют одна за другой…

Орфография сберегает нашу нервную энергию, позволяет с минимальным усилием понимать написанное. Когда читаем орфографический текст, то привычность написаний позволяет нам полностью погрузиться в обдумывание содержания. А что было бы при анархии письма!

То же, что в Какографополе: жители его в чтении, в самом узнавании слов видят серьезную, нелегкую работу. Им сначала надо погрузиться в узнавание текста, а уж потом (значит, еще глубже) — в самое его содержание. Поневоле, читая, ничего не будешь ни видеть, ни слышать.

В моих словах нет никакого преувеличения.

Ребенок иногда может прочесть вслух, например, слово «парта» и не понять его. «А скажи, где лежат твои книги?» — «На парте». — «Так какое же слово ты прочитал?» — «Ах да, это парта». Такие случаи возникают тогда, когда самая техника чтения поглотила слишком много сил и внимания. Это явление встречается и у взрослых. В одном моем эксперименте, при котором условия чтения были очень затруднены, так что хорошо грамотные люди могли прочесть слово лишь с большим трудом, испытуемый, прочтя слова «лев» и «крыля» (вместо крылья), не мог понять в первый момент значения этих слов и вынужден был их несколько раз повторить, пока не смог осознать их значения.

Это пишет психолог Л. М. Шварц в своей книге о навыке чтения[9].

Неорфографическое письмо в Какографополе поглощает слишком много сил и внимания; чтобы понять содержание, нужно еще дополнительное усилие…

Вот свидетельство педагога: всякие изменения в письменном облике слова «привлекают внимание читателя, отвлекая его таким образом от содержания написанного. Учителя словесности знают это очень хорошо. Если ученическое сочинение написано безграмотно, то его приходится перечитывать дважды: раз, чтобы отметить орфографические ошибки, другой — чтобы вникнуть в содержание»[10].

Новые наблюдения в Какографополе