И всех их создал Бог

Рядом со мной стоял Джо, ошеломленно уставившись на неподвижный мотор, на почернелый кожух. Ноэль заглядывал через его плечо, весь белый, и молчал.

А мы летели себе и летели на трех моторах по безоблачной голубизне над бирюзовым морем далеко внизу. Вскоре «Геракл» пошел на снижение, и я увидел панораму сказочного города, всю в куполах мечетей и стрелах минаретов. Да, самолет был еще тот, но он доставил нас в Стамбул!

Железные нервы

В течение многих лет мне вновь и вновь вспоминалось мудрое изречение мистера Гарретта: «Чтобы быть родителем, надо иметь железные нервы!» Однако тот показательный концерт учеников мисс Ливингстон по классу фортепьяно потребовал бы нервов из сверхтвердого сплава.

Мисс Ливингстон, пятидесятилетняя, очень симпатичная дама с приятным мягким голосом, давала в Дарроуби уроки музыки не одному поколению юных дарований и ежегодно устраивала концерт в местном зале, дабы продемонстрировать успехи своих учеников в возрасте от шести до примерно шестнадцати лет, и зал при методистской церкви неизменно переполняли гордые родители и их добрые знакомые.

В тот год, о котором пойдет речь, Джимми было девять и он готовился к торжественному дню, не слишком утомляясь.

В маленьких городках все друг друга знают, и пока ряды заполнялись, шел непрерывный обмен дружескими приветствиями, кивками и улыбками. Мне досталось крайнее место у центрального прохода, Хелен села справа от меня, а по ту сторону узкого свободного пространства я увидел Джеффа Уорда, скотника старого Уилли Ричардсона. Он сидел, вытянувшись в струнку, чинно положив руки на колени. Темный праздничный пиджак, казалось, вот-вот лопнет по швам на напряженных мускулистых плечах. Обветренное крупное лицо было отдраено до блеска, а непокорная шевелюра гладко прилизана – на бриллиантин Джефф явно не поскупился.

– Здравствуйте, Джефф, – сказал я. – Кто-то из ваших младших выступает?

Он поглядел на меня и улыбнулся во весь рот.

– А, мистер Хэрриот! Ага. Наша Маргарет. У нее на пианино хорошо получается, вот только бы сумела лицом в грязь не ударить.

– Что вы, Джефф! Мисс Ливингстон – превосходная учительница, и Маргарет, конечно, сыграет отлично.

Он кивнул и отвернулся к сцене. Концерт начался.

Первыми играли крохотные мальчики в коротких штанишках и девчушки в пышных платьицах с оборками. Ножки в носочках болтались высоко над педалями.

Мисс Ливингстон стояла поблизости, готовая сразу же прийти на помощь в трудную минуту, но слушатели лишь снисходительно улыбались их мелким ошибкам, разражаясь по завершении каждой пьески громовыми аплодисментами.

Однако я заметил, что, когда очередь дошла до учеников чуть постарше и пьесы стали сложнее, вокруг начало нарастать напряжение. Ошибки уже не вызывали улыбок. Вот Дженни Ньюкомб, дочка зеленщика, сбилась раз, другой, наклонила голову, словно собираясь заплакать, и зал замер в тревожном безмолвии. Да и сам я стиснул зубы и сжал кулаки так, что ногти вонзились в ладонь. Однако Дженни совладала с собой, снова бойко заиграла, и я, расслабившись, поймал себя на мысли, что мы здесь – не просто родители, пришедшие послушать, как их дети играют перед публикой, но братья и сестры во страдании.

По ступенькам на сцену вскарабкалась Маргарет Уорд, и ее отец превратился в каменного истукана. Уголком глаза я видел, с какой силой мозолистые пальцы Джеффа сжимают колени.

Маргарет играла очень мило, пока не дошла до довольно сложного аккорда, и тут нам в уши ударил режущий диссонанс. Она поняла, что сбилась, попробовала еще раз, и еще раз, и еще… вздергивая голову от тщетных усилий.

– Нет, деточка, до и ми, – ласково поправила мисс Ливингстон, и Маргарет опять ударила по клавишам – изо всех сил и не по тем.

«Господи, она совсем запуталась!» – охнул я про себя и вдруг заметил, что сердце у меня бешено колотится, а мышцы просто судорога сводит.

Я покосился на Джеффа. Побледнеть при таком цвете лица невозможно, но его лоб и щеки пошли жуткими пятнами, а ноги конвульсивно подергивались. Видимо, он почувствовал мой взгляд, потому что обратил на меня полные муки глаза и изобразил жалкое подобие улыбки. Его жена вся вытянулась вперед с полуоткрытым ртом.

Пока Маргарет рылась в клавишах, переполненный зал застыл в мертвой тишине. Казалось, прошла вечность, прежде чем девочка взяла правильный аккорд и отбарабанила остальное без единой дополнительной ошибки. Хотя слушатели облегченно перевели дух и громко захлопали – больше от облегчения, чем от восторга, – я всем своим существом понял, что этот маленький эпизод обошелся нам очень дорого.

Во всяком случае, я погрузился в какой-то тягостный транс и тупо следил, как на табурете одна маленькая фигурка сменяет другую. Но сбоев больше не было. А затем подошел черед Джимми.

Бесспорно, нервничали не только все родители, но и большинство исполнителей, однако к моему сыну это не относилось. Он беззаботно поднялся на сцену, только что не насвистывая сквозь зубы, а к роялю прошествовал с некоторой заносчивостью. «Тьфу, подумаешь!» – говорило каждое его движение.