И всех их создал Бог

Я забрался внутрь, и ощущение дряхлости, долгой, трудно прожитой жизни стало еще сильней. Черная краска на приборной доске заметно облезла, и там, и на рычагах управления поблескивал металл, словно в прорехах рубища. Из-под кожи сидений выпирали пружины, а за занавеской пряталась сантехника самого примитивного типа. Да, это был глубокий старик.

Я с некоторым удивлением оглядел огромное пустое брюхо машины, и тут в двери возникла голова мистера Костейна.

– Колоссально, а? Начинал он в войну как транспортный самолет.

Я молча кивнул. Давненько это было.

Мы вместе направились к зданию аэровокзала и в ожидании прибытия коров выпили по чашке чаю с бутербродами. Я узнал, что везем мы сорок племенных коров и телок. Тем временем стрелки приблизились к половине седьмого. Каким образом их сумеют погрузить до восьми?

Наконец на летное поле, громыхая, выехали два тяжелых скотовоза. Мы поспешили им навстречу, и я с большим облегчением увидел двух джерсейских фермеров, которые должны были сопровождать живой груз до места назначения. Меня познакомили с ними перед погрузкой. Оба темноволосые, с медлительной речью, однако мало похожей на манеру говорить моих йоркширских клиентов. Ноэль, улыбчивый человек, лет тридцати с небольшим, располагал к себе с первого взгляда. Джо, лет на десять старше его, держался достаточно приветливо, но казался внутренне очень жестким человеком. Нет, он мне понравился, но я решил, что с дураками он не церемонится.

Скоро мне стало ясно, что они оба прекрасно знают свое дело. Карл, щуплый датчанин, член экипажа, управлял электрическим подъемником с решеткой из труб. Джо и Ноэль вели коров по пандусу в подъемник, и, когда он наполнялся, рогатые пассажирки возносились в брюхо самолета. Там их ставили рядами по шесть, мордами вперед, а между шестерками опускали металлические перекладины.

Эти фермеры знали, как обращаться со скотом. Ни криков, ни ударов палками, а только ласковое подталкивание, похлопывание, мягкие ободряющие слова. Но, правда, грузили-то они животных с идеальным характером. Сколько раз мне доводилось повторять: как жаль, что не все коровы – джерсейки! Эта же мысль посетила меня и теперь.

Редко приходится видеть вместе столько красавиц. Почти все – телки, с небольшим вкраплением молодых коров, все тонкокостные, грациозные. Послушно занимая свои места в грузовом отсеке, они смотрели на нас с кротким интересом в больших томных глазах.

Был жаркий, душный лондонский вечер. У Джо и Ноэля по лицам струился пот. Но, как и моим йоркширским фермерам, тяжелый труд был им привычен: закатав рукава по самые загорелые плечи, они вели и вели коров, даже не помышляя о передышке.

Погружено было заметно больше половины коров, когда к самолету подошли остальные члены экипажа. Сухопарый капитан Берч, пожимая мне руку, смотрел сверху вниз – таким он оказался высоким. Черная с сединой борода, хмурое сосредоточенное лицо – от этого человека исходило ощущение силы и уверенности в себе. Эд, второй пилот, он же штурман, и Дейв, механик, забросили свои сумки в рубку, весело улыбаясь. Обоим было лет по двадцать пять. Темная строгая форма сразу выдавала в капитане англичанина, но молодые люди оказались американцами, и их одежда меня поразила – белые, свободного покроя пиджаки, брюки из тонкой материи вкупе со сдвинутыми на ухо фуражками придавали им весьма лихой вид.

Как я и предвидел, в восемь мы не вылетели. Подъемник в последний раз опустел, и фермеры закрепили последнюю перекладину почти в одиннадцать. Грузовой отсек теперь являл любопытное зрелище: сорок коров мирно стоят рядами почти по брюхо в соломе, перед каждой лежит охапка сена, светло-рыжие спины в электрическом свете сливаются в одну золотистую, словно подернутую рябью поверхность. Но жарко в узком замкнутом пространстве было до невыносимости, и мне оставалось только робко надеяться, что во время полета отсек как-то вентилируется.

Подошел попрощаться мистер Костейн. Он очень долго обсуждал с капитаном какие-то финансовые вопросы, связанные со стоимостью перевозки (если не сказать – отчаянно торговался), из чего я заключил, что либо «Геракл» – собственность капитана, либо капитан – глава фирмы, которой принадлежит самолет. Наконец они обо всем договорились, и мистер Костейн крепко пожал мне руку.

– Доброго пути, мистер Хэрриот, – сказал он. – Заправитесь горючим в Риме, а в Стамбуле будете рано утром. Уверен, Стамбул вас очарует. Всего хорошего.

Представив себе, как тяжелогруженая громадина приземляется на своих лысых шинах, я вздрогнул, но тут же отогнал от себя эту мысль и опустился рядом с Джо и Ноэлем на продавленное сиденье.

Мы ждали, ждали, ждали, а в рубке тянулась какая-то бесконечная дискуссия. Сразу стало ясно, что человеческий элемент внутри самолета распадался на две части – экипаж и фермеров с ветеринаром. На нас троих никто не обращал ни малейшего внимания, если не считать сопровождаемого суровым взглядом строгого предупреждения, которое нам сделал капитан: