Я заглянул в тепличку через его плечо, и зрелище полного опустошения превзошло самые худшие мои ожидания. Вкусы и обеденные привычки коз неисповедимы: во всяком случае, эта по известной только ей одной причине сожрала все плоды и все листья, так что остались лишь тоненькие зеленые стебли, подвязанные к вертикальным рейкам. Как собрат по любви к помидорам, я мог только скорбеть вместе с мистером Дерриком о его потере, помочь же ему был не в силах. Я погладил его по плечу, пробормотал слова соболезнования, но из оцепенения не вывел.
За огородом я увидел на привязи рогатую виновницу происшествия. Вопрос: каким образом она очутилась на свободе, чтобы учинить разгром теплицы? Но усложнять ситуацию я не собирался и промолчал.
А вместо того направился к козе и осмотрел ее. Глаза у нее были ясные, вид веселый и бодрый. Мои услуги ей явно не требовались. Более того, прямо у меня на глазах она принялась со смаком грызть капустную кочерыжку. Да-да, я искренне сочувствовал Деррикам, но все же не мог не проникнуться восхищением перед животным, которое не испортило себе аппетита, съев двести девяносто три зеленых помидора.
Жизнь ветеринара в значительной степени слагается из таких вот мелких происшествий. Вполне пустячных, но запечатлевающихся в памяти какой-то своей особой жизненностью. Например, тот день, когда я приехал проверить на туберкулез стадо Рупа и Уилла Роуни. Руп и Уилл вечно вздорили между собой. Два брата, старые холостяки, они много лет оставались совладельцами молочной фермы, но, казалось, не соглашались решительно ни в чем.
У них на ферме мне всегда становилось не по себе, потому что братья непрерывно спорили и каждый порицал все, что делал другой. Но на этот раз они, в довершение всего, забыли заранее пригнать коров!
Я терпеливо слушал их перебранку.
— Сказано тебе было, что в открытке сегодняшний день стоял.
— Еще чего! Сам же говорил: во вторник, а что сегодняшний, так это вовсе я тебе сказал!
— Чем языком зря трепать, сходи в дом за открыткой, так ее и так! Тогда увидим!
— Сходи, сходи! Сам же ее сжег, черт безмозглый!
Я выждал минуты две, а потом тактично вмешался в их диалог.
— Не важно, — сказал я. — Дело поправимое. Коровы же вон там, на лугу. Долго ли пригнать их сюда?
Руп прожег брата заключительным взглядом и обернулся ко мне:
— Верно, мистер Хэрриот. Дверь в коровник открыта, так я мигом их покличу. — Он набрал в грудь побольше воздуху и принялся выкрикивать: — Сюда, сюда, Пятнистая Ноздря! Сюда, Толстомясая! Сюда, Хвост Навозный! Сюда, Тугосисая! Сюда, сюда, Дуралея!
Уилл не пожелал смириться с тем, что его отодвинули на задний план, и в свою очередь завопил:
— Сюда, Долговязая! Сюда, Дилижансиха!
Лицо Рупа стало ледяным, он наклонился ко мне и доверительно прошептал:
— Вы уж извините моего брата, мистер Хэрриот! Ему хоть кол на голове теши, дает и дает коровам дурацкие клички!
Не устаю удивляться контрастам человеческих характеров. Как-то я осматривал вола с опухшим нижним суставом. Владелец принадлежал к новейшей породе молодых фермеров: кончил сельскохозяйственный колледж, тщательно следил за последними достижениями науки. Очень милый молодой человек, но в его обществе мной владело гнетущее ощущение, что он все знает куда лучше, чем я.
Проводив меня к волу, он кивнул на больную ногу.
— Инфицирована! — Тон его был категоричен. — Микроорганизмы, видимо, проникли через вот эту ссадину. На мой взгляд, ему требуется кубиков двадцать долгодействующего прокаина-пенициллина внутримышечно.
Естественно, он был совершенно прав, и я покорно сделал требуемую инъекцию в ягодичную мышцу.
Волей судеб следующий мой пациент ждал меня с точно таким же заболеванием на ферме всего в миле от этой, только хозяином ее был Тед Бакл, один из любимых моих чудаков старого закала, каких уже мало оставалось.
— А, мистер Хэрриот! — приветствовал он меня и повел в загон, где кивнул на охромевшего вола в углу. — Вот этому молодчику надо бы иглу в задницу вогнать.
Или мистер Богг, чья скупость вошла в присловие среди соседей, для которых строжайшая бережливость была естественной нормой. Я наслышался множество анекдотов о его скаредности и бережно храню в памяти кое-какие мои собственные стычки с ним.
Он был владельцем прекрасного айрширского стада, а кроме того, разводил кур и индеек. Быть стесненным в деньгах он никак не мог.
Его индейки часто заболевали пуллорозом[7], и он заезжал к нам за таблетками стоварсола, весьма в то время популярного.
Как-то раз, едва переступив порог, он заявил:
— Вот что! Я все по пятьдесят да по сто этих ваших лепешечек покупаю. Только деньгам перевод. Лучше уж взять банку целиком, а то не наездишься.
— Вы верно рассудили, мистер Богг, — ответил я. — Конечно, так будет много проще. Сейчас принесу.
Вернулся я со вскрытой банкой и объяснил:
— Непочатых у нас сейчас, к сожалению, нет. Но взято из нее всего несколько штук.
— Взято… несколько штук?.. — Его явно встревожила мысль, что заплатит он за полную тысячу, а в банке-то таблеток на несколько штук меньше!