Беглые дневниковые записи лишь напоминают об отдельных жизненных эпизодах, отшумевших спорах, огорчениях… В памяти все становится ярче, контрастнее, многое видится сегодня несколько иначе, чем тогда.
— Нет, в ту пору мы не могли так говорить и думать, — утверждают друзья, знакомясь с моими записями.
— Не могли? Почему же?
— Потому что не знали всех фактов…
Не знали, многого не знали. Но жили мы в неспокойное военное время, были не только свидетелями, но и участниками великих событий. Мы знали, чем живет народ, что его волнует, и об этом писали в своих статьях.
И это тоже факт!
К чему эти отступления? Разве нельзя обойтись без них?
Моя цель — поведать молодым журналистам, которые вместе с моим сыном пришли в редакцию, где когда-то мы растрачивали свои ночи, о том, как жили их старшие товарищи.
Без отступлений, пожалуй, не обойтись, если хочешь взглянуть на прошлое с вершины сегодняшнего дня.
Итак, ночь вторая, хотя описываемые в ней события и начинаются утром.
— Или завтра вы будете в Западном обкоме партии, или положите на стол партийный билет!
— Я обратился с ходатайством, состояние здоровья жены…
Разговор состоялся вчера утром, а сегодня военно-транспортный самолет укачивает меня в облаках. Под крылом промелькнули развалины городов, о которых так много в эти дни писалось в газетах, сообщалось в сводках Информбюро.
Среди пассажиров только трое впервые летят в Западную область. Рядом со мной Николай Долинин — международник «Красного знамени», впереди — дочь известного писателя, журналистка из Совинформбюро Ирина Ильинична. Они летят в освобожденный край на несколько дней, чтобы написать очерк для какой-то американской газеты. Николай говорит, что в Штатах живет много эмигрантов из этих мест. У них естественный интерес к судьбам хотя и давно покинутой, но родной земли.
Ирина Ильинична еще в Москве заполнила блокнот множеством легенд о древнем и колоритном городе Принеманске.
Николай обстоятельно познакомился с Западной областью по архивам Наркомата иностранных дел. Принеманск часто упоминался в речах делегатов Лиги наций, долгое время был камнем преткновения в международных спорах, фигурировал в соглашениях, подписанных высокими договаривающимися сторонами.
Для меня Принеманск — географическое понятие. Не успел прочесть даже энциклопедическую справку об этом городе.
Есть среди пассажиров самолета и четвертый, никогда не бывавший на западе. Чуть не забыл о нем. Этот пассажир или пассажирка надрывается в плаче.
С матерью ребенка в аэропорту мы немного повздорили. Она сумела получить билет забронированный для меня. Объяснила это предельно просто: мол, я могу денек-другой посидеть в Москве, вместе с семьей. У нее же кончилось терпение, и ждать она больше не намерена. В Принеманске ее ждет муж. Они давно не виделись. По-своему она была права. Я же помнил напутствие Степана Беркутова. Нарисованная им безрадостная перспектива придала мне смелости, и я тоже получил в кассе билет, предназначенный кому-то другому.
Самолет идет на посадку, лица прилипают к иллюминаторам.
В приземистом, барачного типа здании, именуемом аэропортом, долго кручу ручку телефонного аппарата. По ту сторону провода кто-то несколько раз переспрашивает, чего я хочу, в голосе у него такое удивление, словно я попросил достать звезду с неба, а не прислать на аэродром за будущим редактором машину.
— Лучше добираться до города с какой-нибудь оказией, — советуют в управлении делами обкома, — вернее.
— Старик, как живешь и как с этим бороться, — скаля зубы, произносит Долинин излюбленное выражение Семена, а у меня щемит сердце. Встретили, называется!
Возле аэропорта стоит пролетка. Извозчик в каком-то допотопном наряде, который я видел раньше разве что в кино, дремлет на облучке, — кажется, так называется место водителя конного экипажа.
— Что ж, господа, — широким жестом приглашает Николай, — отправимся путешествовать в прошлое.
Цокают копыта, подрагивают, кланяются развалины домов, неторопливо проползают пригородные рощи, с холма видны железнодорожные пути. Там деловито отдуваются паровозы, лязгают буферами длинные воинские эшелоны. Скоро, наверное, возобновится пассажирское движение между Москвой и Принеманском.
Перед глазами лицо Тамары. Провожая меня, она держалась бодро, даже улыбалась. Я-то знаю, ей совсем не сладко: оставаться в таком состоянии одной в Москве. Хорошо еще, что ее подруга из института согласилась на время перейти из общежития в нашу комнату.