…И всяческая суета

— Да, я, — сказал Федор Петрович, медленно просыпаясь. — Что случилось? — Его первой ясной мыслью было, что в районе какое-то ЧП, раз уж ни свет, ни заря будят первое лицо. — Докладывайте! Кто говорит?

Собеседник его на том конце провода кратко представился, и тогда Федор Петрович проснулся окончательно и почему-то огляделся вокруг.

— Да, да, слушаю, — проговорил он с готовностью.

— Вы извините, что так рано, но дело неотложное, возникла необходимость посоветоваться с вами.

— Разумеется, я всегда… Я уже вставал, собственно.

— Вот и прекрасно. Итак, сможете ли вы подъехать к нам… ну, скажем, через час? Мы подошлем машину.

— Да зачем же, я свою…

— Вы не знаете, куда.

— А разве не?..

— Ну, зачем же. Не беспокойтесь, потом вас и отвезут, куда скажете. Итак, через пятьдесят минут спуститесь к подъезду.

— Непременно. А как я узнаю?..

— Вас узнают, не беспокойтесь. Всего доброго.

На этом трубка с той стороны была повешена. Федор Петрович только покрутил головой и спешно направился бриться и совершать прочий туалет. В голове все время вертелось: по какому поводу? Какую неосторожность себе позволил? Да если бы даже и позволил, не те времена нынче, не те, чтобы так просто брали людей его ранга! Но сколько ни утешал он себя, инстинктивный страх становился все сильнее, да и простая логика подсказывала: времена не те, это верно, но ведь что стоит временам измениться? В теперешней обстановке секунда — и все повернулось иначе, и снова пришла пора, когда не только районного масштаба вождей, ко и с самого верха, с набатными именами людей просто так, двумя пальчиками снимали, как пешку с доски — и вечная память, а вернее — вечное забвение. Или все-таки не следовало связываться с кооперативом этим, чертов Аркашка Бык, даром что Бык, а подложил такую свиньищу, с мамонта размером! Нет, рвать надо с ними, рвать и держаться своей стези, надежной, аппаратной…

Так он страшился и но и любопытно было; любопытство — очень распространенный грех, и почему-то мало кто считается с тем, что многия знания дают многия печали.

В страхе или нет, через пятьдесят минут, даже раньше, Федор Петрович был уже у подъезда, а машина уже ждала — черная «волга», совсем как его, с затемненными стеклами и телефонной антенной посреди крыши. Когда Федор Петрович ступил на тротуар, дверца «волги» отворилась, вылез молодой, аккуратно одетый человек и пригласил:

— Пожалуйста, Федор Петрович. Нас ждут.

Ехали недолго. Их и в самом деле ждали — в просторной квартире, где полы были устланы коврами, на стене в прихожей висели неплохие картины, импортные обои были голубоватого оттенка, а в комнате, куда его провели, стояла финская стенка, несколько современных кресел, напоминавших яичные рюмки с выщербленным краем, обширный низкий стол, на котором возвышалось несколько бутылок с боржомом; кроме того, наличествовали видеосистема, аудиосистема, и то и другое — дальневосточного производства, а в углу — кабинетный, кажется, «Бехштейн»; на такие вещи глаз у Федора Петровича был наметанный, тем более, что и у него самого дома было в общем то же самое, разве что обои другого цвета и картины другие, и от этого совпадения у него почему-то возникло ощущение спокойствия, и в комнату он вошел, уже вполне владея собой.

В креслах уже сидели трое, все скромно, но весьма качественно одетые и, невзирая на ранний час, ничуть не заспанные, не усталые, но свежие и жизнерадостные.

— Здравствуйте, Федор Петрович, — сказали ему, взблескивая доброжелательными улыбками. — Садитесь. Мы вас надолго отрывать не будем, но возникла действительно серьезная необходимость поговорить.

— В районе что-нибудь? — спросил Федор Петрович несколько даже отрывисто, тоном человека, готового и нести ответственность, но и действовать незамедлительно.

— Нет, если бы в районе, то мы бы к вам приехали — доложить. А сейчас разговор о другой вашей работе.

— Я слушаю, — сказал Федор Петрович готовно.

— Мы знаем вас как человека надежного и честного, и руководство, как известно, вам доверяет, и коммунисты района. И в этой связи вчера вечером были несколько удивлены. Федор Петрович! Этично ли переправлять за рубеж ценности, являющиеся составной частью нашей культуры?

— Товарищи! — сказал Федор Петрович. — Скажите мне только: кто осмелился? И если он — член партии…

— Значит, вы понимаете, — холодным голосом сказал второй собеседник. — А тем не менее, готовы переправить за границу — и не бескорыстно — крупное открытие, которое является частью нашей культуры не меньше, чем какие-нибудь иконы или картины.

— Минутку, товарищи, — проговорил Федор Петрович едва ли не оскорбленно. — Тут фатальное недоразумение! Я вовсе не собирался передавать. Наоборот. Речь шла о создании — здесь, у нас! — совместного предприятия с целью привлечения валютных инвестиций. Именно так стоял вопрос, и никак не иначе!

Достойно держался Федор Петрович, слов нет.

— То есть, так вы поставили вопрос первоначально, — слегка поправили его. — Но вам предложили другие условия. И вы их не отвергли.