И всякий, кто встретится со мной...

«Бабуца, бедняжка, выгляни… друзья Нико к нам приехали!» — плакала Агатия. У извозчиков наибольшую растерянность вызвал вид Кайхосро в мундире, они попытались улизнуть, но рука Александра, как дубинка, преградила им путь. За столом они тоже уселись рядом, не сняв шапок, не зная, куда девать руки, сидя как-то неудобно, боком, они как бы и присутствовали и не присутствовали за столом и были вынуждены поминутно вставать, чтоб до чего-нибудь дотянуться, хотя ничего и не брали, кроме хлеба с сыром. «Мы же целый день едим…» — оправдывались они, одновременно беспощадно вышучивая друг друга, вспоминая всевозможные старые истории, чтоб, рассмешив других, скрыть за их смехом собственные смущение и растерянность. «Он, знаете, съел однажды больше овса, чем его лошадь! — рассказывал один. — Мы заставили его соревноваться с лошадью, и он выиграл…» Второй лишь молча улыбался, сжимая в кулак лежащую на столе руку, чтобы спрятать свои грязные ногти.

— Вчера мы мою мать похоронили. А это Маро — вот, которая давеча плакала. Мать мою в кабачке оплакивала… — сказал Александр.

Все пробурчали что-то неопределенно-соболезнующее. Маро по-прежнему сидела с опущенной головой, теребя пальцами скатерть. Из всех гостей она чувствовала себя здесь самой чужой. «Куда он меня привел?» — с тоской думала она. Она ничего не видела, кроме огромной лампы, сверкавшей ослепительно желтым светом и зажженной словно специально для того, чтобы все могли получше ее разглядеть. Потом вино взяло свое, заставило обманутых ложной близостью людей разговориться — стол зашумел, оживился, и Маро облегченно вздохнула. Люди эти, столкнувшиеся случайно и на короткое время, были сейчас искренне убеждены в том, что они непременно встретятся и завтра, что и завтра для них сохранят тот же смысл и ту же привлекательность слова, произносившиеся ими с таким жаром, словно от них зависела судьба если не всей страны, то уж этой семьи во всяком случае! «Ушло, кончилось поколение генералов, господин Кайхосро… к сожалению, это так! Дети ваших надежд, видимо, не оправдали?» — говорил один из семи Нико. «Зато теперь идет поколение адвокатов! — тут же подхватывал второй. — Если сабли затупились, приходится рубить языком!» — «Господа, господа, со стыдом сознаюсь, у меня было совсем иное, и конечно же худшее, представление о грузинской деревне. Для цивилизации, оказывается, действительно нет границ!» — «Варлам, дорогой мой, у вас еще много неверных представлений… Он, знаете ли, гражданин мира. Сейчас круг его деятельности— в Германии. Так что он наш общий гость или, пожалуй, общий хозяин… Да, вы, конечно, правы, границ для цивилизации нет; но радоваться тут нечему. Единство человечества — не в одинаково сшитых кальсонах, а в одинаковом стремлении к великому, в общей потребности и способности творить! В общественной уборной людей объединяет не одинаковая мысль, а одинаковая нужда. За здоровье этой патриархальной семьи…» — «Юноша, оставь меня в покое хоть здесь…» — «Господа, господа, пьем за семью!» — «Ушло, кончилось поколение генералов!» — «Да я-то всего-навсего майор!» — «Дело не в этом, дорогой господин Кайхосро, — я имею в виду не чины, а дух…» — «Если ты уж начал — расскажи-ка своим грязным языком, как вы мне в фасоль вместо соли земли подсыпали!»— «Хи-хи-хи… ха-ха-ха…» — «Тьфу, накажи тебя господь!» — «Еще по одной — и шабаш. У меня ужи так голова кругом идет!» — «Не бойся: лошадьми буду править я!» — «А почему вы за столом в шапках сидите?» — «Дорогие мои, ей-богу, двигаться пора…»