И вспыхнет новое пламя (СИ)

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Следующие несколько недель поражают своим однообразием: тренировки, встречи в Штабе и обеды в общем зале, когда я пытаюсь слиться со столешницей, лишь бы не привлекать особого внимания Гейла. Он обиделся на меня за выходку после возвращения из Двенадцатого, и я понимаю, что стоило, наверное, быть мягче, однако я так и не извинилась. Наоборот, всячески избегаю оставаться с ним наедине: придумываю десятки причин и исчезаю из поля его зрения.

Часами лежу на кровати в своей квартире и бессмысленно перекатываю в руках жемчужину, которую Пит подарил первой Китнисс.

Моя психика вконец расшатана: приступы все новых чужих воспоминаний накатывают с неприятной регулярностью. И все они, так или иначе, связаны с Мелларком.

Я плачу, не в силах побороть чужие мысли в голове и проклинаю Бити, который втянул меня во все это, и все равно не отказываюсь от, вероятно, главной причины приступов: ночевок в палате Пита. Это уже стало своеобразной традицией: завернувшись в принесенный плед, я жмусь к стене напротив его кровати и жду, пока меня сморит сон.

Мы не разговариваем: я здороваюсь и прощаюсь, иногда пытаюсь рассказать ему о чем-то, но парень настойчиво молчит, не выдавая ни звука.

Его пытаются лечить.

Врачи из Тринадцатого проводят терапию, стараясь, как могут, пробраться к его неохморенному сознанию, но прогресс так мал, что его почти не видно. Однако он все-таки есть: пусть и не значительный.

Хеймитч сказал, что Койн размышляет над целесообразностью «траты драгоценного времени» на странного пациента, но пока она не запретила врачам пытаться и дальше. Мелларку показывают видео с Сойкой, часами рассказывают о том, что было на самом деле: как Сноу его пытал, как вкалывал яд… Парень спорит, иногда плачет, но чаще замыкается в себе и сидит, раскачиваясь из стороны в сторону, будто дрожит от страха.

Пита по-прежнему привязывают на ночь: никто не хочет, чтобы он ненароком прибил их Сойку-пересмешницу, если расценит мое появление как признак агрессии. Странно, но меня, почему-то, не отговаривают от ночевок в его палате. Все смирились?

Лично мне кажется, что Мелларк стал спокойнее. При виде меня он все еще дергается в своих оковах, однако, уже научился засыпать, не смотря на то, что я рядом. Только вот сон не приносит ему облегчения.

Кошмары.

Они случаются почти каждую ночь, заставляя Пита биться в постели и… выкрикивать имя Китнисс.

Сойка – его главный кошмар.

Как правило, он проклинает ее, потом умоляет не причинять ему боль, а иногда просто жалобно скулит, словно зовя Китнисс и прося ее о помощи. Как сейчас.

Нервно ерзаю на своем месте, не решаясь сделать первый шаг: Мелларк ненавидит Сойку, а у нас с ней одно лицо на двоих. Что делать? И все-таки я встаю, иду к кровати Пита и, присев на край, касаюсь рукой его лба: он горячий и влажный от испарины. Парень стонет, дергается, а я не знаю, чем могу ему помочь.

Накрываю руку Пита своей, стараясь обхватить его ладонь, но неожиданно он переплетает наши пальцы. Настойчиво, уверенно. Я замираю, испугавшись, а когда поднимаю глаза на лицо Пита, оказывается, что он уже не спит.

Взгляд голубых глаз пронзительный, внимательный. Мелларк старается заглянуть мне в душу, выискивая признаки обмана или угрозы, исходящей от меня.

– Зачем ты здесь? – глухо спрашивает Пит.

Моргаю, часто дыша. Он хочет знать, почему я сижу возле него?

– Ты кричал во сне, – начинаю я, – думала, что смогу помочь…

Мелларк не слушает, перебивает:

– Нет, Китнисс, зачем ты вообще здесь? Почему приходишь сюда каждый день?

Этот вопрос ставит меня в тупик. Я хочу спасти Пита от превращения в монстра, но объясняет ли это мои ночевки в его палате?

– Не знаю, – честно отвечаю я.

На мгновение Пит отводит глаза, прикрывает веки и тяжело вздыхает. Я чувствую жжение там, где касаются наши руки. Не хочу, чтобы он меня отпускал: его прикосновения мне не противны, наоборот, я жажду продлить их. Чуть вывернув руку, я провожу большим пальцем по внутренней стороне его ладони: ласка выходит очень искренней.

Глаза Пита распахиваются, он снова смотрит на меня. Видно, что Мелларк о чем-то размышляет.

– Освободи меня, – говорит он.

Голос бесцветный, это не просьба и не приказ. Скорее Пит просто озвучил то, что его беспокоит.

Я не решаюсь. Разрываю наши руки, непроизвольно отодвигаясь дальше. Освободить? Сердце громко бьется в груди.

Пит опасен для Сойки.

Он думает, что я и есть Сойка.

Стоит мне освободить его, и Мелларк кинется снова душить меня?

Кажется, парень не удивлен тем, что я бездействую, наоборот, выдохнув, Пит зло добавляет:

– Я, как пес на привязи, и все лишь для твоей потехи. Приходишь сюда, развлекаешься и уходишь восвояси!

Его слова, как болезненные щипки: короткие и меткие.

– Освободи, – снова просит Пит, поджимая губы.

Я сомневаюсь… Это опасно… «Пес на привязи». Звучит обидно, но Мелларк прав. Его связывают для того, чтобы я могла приходить сюда, теша свое желание «творить добро». Прикусываю губу, лихорадочно пытаясь решить, что делать.

– Пожалуйста… – его тихий шепот перевешивает чашу весов.