I wanna see you be brave (СИ)

И он словно слышит меня, словно чувствует, что я, его сестра, где-то рядом. Он замирает. Перестаёт сражаться. Лорен щёлкает переключателем света. Симуляция страха окончена.

Стайлз моргает быстро-быстро, оглядывается вокруг, будто бы пытается убедиться в том, что всё кончилось.

— А он хорош, — неожиданно произносит Лорен, и я никогда в жизни не испытывала такой гордости, как сейчас.

Я слишком плоха в прощаниях, особенно тайных, кода ты знаешь, что уходишь, хоть и ненадолго, а близкий человек этого знать не должен, и ты так сильно хочешь ему сказать, что будешь скучать, но не можешь, и потому лишь выдавливаешь из себя сухое: «Круто, что всё идёт так хорошо».

— Есть такое дело, — протягивает мне в ответ Стайлз и впивается зубами в котлету, наколотую на вилку.

На ужин мы предпочли один из самых высоких краёв Ямы скамейкам в общей столовой. Прихватив с собой парочку маффинов и жареную картошку с куриными котлетами, мы сидим, свесив ноги вниз, и разговариваем по душам. Последний раз мы устраивали подобный вечер откровений два с половиной года назад, когда я ещё была товаркой. У нас было своё место: корни огромного дуба с самого края садов, недалеко от общины. Мы размещались так, что со стороны входа нас не было видно, и часами напролёт занимались своими делами, читали книжки и разговаривали. Много разговаривали. В то время между нами не было абсолютно никаких секретов.

А что теперь? Когда недомолвки успели стать основой наших отношений?

— Считай, я уже полноправный лихач, — добавляет он, прожевав.

— Не говори гоп, — отмечаю я, — пока не встанешь лицом к лицу со своими страхами.

Стайлз пожимает плечами. Маленький кусок картошки слетает с его вилки вниз. Кто-то возмущённо ругается. Мы смеёмся.

— Сколько у тебя страхов? — интересуется Стайлз.

— Восемь, — честно отвечаю я. Конечно, мне бы хотелось, чтобы брат считал меня бесстрашным героем, но реальность диктует свои правила и заставляет меня замирать от страха при виде мохнатых паучьих тел.

— Как думаешь, сколько их у меня?

Я пожимаю плечами.

— Никогда не знаешь точно… А сам как чувствуешь?

Стайлз суёт в рот большой кусок котлеты и что-то считает, загибая пальцы.

— Надеюсь, что не больше пятнадцати, — заключает в итоге он. — А иначе я сгорю со стыда прежде, чем меня выгонят из фракции.

Я смеюсь, но это получается у меня с оттенком горечи, и я боюсь, что Стайлз всё понял. Но он молча ковыряется вилкой в своей тарелке — либо просто не замечает, либо слишком умнём для того, чтобы что-то сказать.

Мой Дженим и мой Стайлз — я больше их не различаю. Мой брат объединил в себе лучшее из двух миров: ум и силу, отвагу и безрассудство.

— Знаешь, я решил сделать ещё одну татуировку, — вдруг задумчиво произносит он, глядя куда-то перед собой. — Знак Товарищества — дерево в круге. Какая-то часть меня всё ещё тяготит к излишней доброте и получению наслаждения буквально от всего вокруг, даже несмотря на то, что самого меня это бесит.

Я знаю, о чём говорит Стайлз. Улыбаюсь и киваю, отставляю свой поднос и тянусь к брату, чтобы обнять его за плечи.

— Что? — бурчит он.

— Это очень мило, — отвечаю я.

Стайлз прыскает. Оставить его будет тяжелее, чем я думала.

План слеплен на скорую руку, а потому непродуман и слишком опасен для воплощения в жизнь. Четыре вставляет пистолет в мою руку, словно я какая-то маленькая девочка. Ему не хватает только спросить, поела ли я и сделала ли уроки, чтобы окончательно сойти за моего папочку. Мы стоим в одном из закутков Ямы, куда редко кто ходит. Даже если предположить, что Эрику и Максу удаётся контролировать нас с помощью круглосуточного наблюдения, то здесь им точно не хватит мозгов установить какую-нибудь камеру.

— Ты помнишь свою главную задачу? — интересуется Четыре.

Я прячу пистолет за ремнём штанов и прикрываю его длинным чёрным свитером. Четыре хмурит брови и смотрит на меня слишком взволновано, отчего я начинаю думать, что это действительно плохая идея.

— Помню. Но и ты не забывай об обещании, которое дал.

Четыре кивает и протягивает мне пару ножей. Я сую их в сапоги. Ещё один пистолет уже приклеен к моей спине. Я чувствую его с каждым своим движением.

— Со Стайлзом всё будет в порядке, — Четыре понижает голос. — Он и без моей помощи сможет себя защитить.

С этим сложно поспорить, но я всё равно чувствую себя так, словно предаю его, своего младшего братишку, своего Дженима. Мне приходится уходить, не попрощавшись. Но в этом и состоит смысл нашего плана: я убегаю, словно крыса с тонущего корабля — именно это Четыре скажет всем и каждому, кто спросит. Они будут думать, что у меня случился нервный срыв — здесь Четыре должен будет постараться, потому что мало кто из тех, кто знает меня хорошо, будет способен поверить в подобную чушь. Особенно Стайлз. И Дерек. Я с лёгкостью могу представить, как второй с презрением в глазах смотрит на Четыре и качает головой, а затем идёт в тренировочный зал и бьёт грушу до тех пор, пока не сбивает руки в кровь. Он будет ненавидеть меня за то, что ушла без него, и Четыре за то, что отпустил.