И закружилась снежная кутерьма

Иришка обернулась, и снова ощущение фальши буквально огрело меня. У моей любимой глазищи, как у Бемби, а тут с милого лица на меня смотрели цепкие циничные буркала, мудрые и скорбные. Казалось, эти глаза видят все и ничего не одобряют.

– Ирка! – шепотом позвал я. – Это ты?

– Ты кто такой? – голос-то был Иришкин, но тон… Я такого тона никогда не слышал даже у контролеров, даже у продавщиц ночных магазинов, даже у вахтерш.

Заколдовали мою любимую, вот что!

– Это же я – Ваня! – я скатился по войлоку к ней, и применил испытанное сказочное средство: поцеловал. Губы тоже были не Иркины. Иришка сразу прилаживается к поцелую, а эта словно хотела всосать меня внутрь и сожрать. Я насилу оторвался

– Хе-хе-хе, – сказала эта фальшивая Ирка грубые слова своим нежным голосом и облизнулась. – Давненько я с парнями не целовалась!

Поцелуй не помог.

Мало того, что у меня украли Ирку, так еще у Ирки украли тело!

Я схватил псевдоирку за плечи и встряхнул:

– Отвечай: где Иришка?

Но сколько я не тряс поддельную Ирку, она сидела как каменная, а я болтался, как сбивалка от миксера. Наконец, я это сообразил и перестал трясти и трястись.

– Превратила бы тебя в сковородку, чтоб тебя вечно с одной стороны огнем жгло, а с другой – кипящим жиром палило, но уж больно ты хорошо целуешься. Да и сам такой… жирненький!

Так меня еще не хвалили. Спасибо за комплимент!

Эта особа (я даже не знаю, как ее называть) сверлила меня алмазными жабьими глазами.

– Кем же тебе эта Ирка приходится?

– Невестой! – сказал я (вот Ирка обрадовалась бы, если бы услышала. Я даже огляделся по сторонам – вдруг слышит!).

– Э! Стало быть, любишь ее?

Я почувствовал, что я разговариваю с очень старым, даже древним существом, поселившимся в теле моей Иришки. С существом, к которому нельзя подходить с современными мерками, с которым надо быть очень осторожным.

– Люблю.

– Э! А она – тебя любит, значит?

– Надеюсь, – сказал я.

– А за что?

– Сам не знаю, – вырвалось у меня искренне.

Ужасно было слушать, как грубо смеется голос моей возлюбленной, и видеть, как сотрясаются от хохота меха на ее теле.

– Эх, вы, весенние цветики! Снег под солнышком! Подь-ка сюды.

Я бочком подошел, готовый отпрыгнуть в любую секунду.

Эта старуха в Иришкином теле вначале больно пощупала сквозь дубленый рукав мой бицепс, потом принялась мять бок. Я отскочил.

Она растянула губы в мерзкой ухмылке и облизнулась. Не нравилось мне все это! Ох, как не нравилось!

На любимом лице отразились прежде не свойственные ему чувства: жестокая «борьба противоположностей».

– Да чего уж там! Все прахом станет, – сказала, наконец, похитительница тела моей любимой, смачно облизываясь, – все снегом занесет.

Тут чум и небо затряслись от тяжких ударов – шел великан.

– Месяц вернулся. Ай, не вовремя! – досадливо воскликнула она. – Вечно одно и тоже – надоело! Вот тебе ветошка, спустишься на ней, пойдешь в лес, отыщешь Рогатого с мешком, а дальше – они все сами сделают!

Она протянула мне тряпочку. Я растерянно стоял, держа платочек в руке.

– Шуруй, тебе говорят – чего встал! А то Месяц тебя без толку растопчет!

Я выскочил из чума, и, скользя на неровностях звезд, как на гололеде, подбежал к краю неба. Небо раскачивалось, и край болтался туда-сюда, грозя сбросить меня вниз без парашюта. Я вынул тряпочку, повертел по всякому, прикидывая, как с ней обращаться. Бросить в воздух и прыгнуть сверху? А вдруг это не так работает?

Когда я случайно взял ведьмин платочек за два угла, он вдруг поднялся вверх и потянул меня за собой. Я повис над небесной твердью. Зажмурился, дрыгнул ногой и оттолкнулся!

Я висел между двумя сверканиями: небесным и земным, медленно спускаясь на землю. Воздух вокруг меня искрился крохотными ледяными кристалликами. Ощущение было интереснее, чем когда я уменьшался, будучи великаном.

Торжественно, медленно я опустился в горящий от звездного блеска снег, и уже без всякого благолепия рухнул в сугроб. Платочек вырвался и умчался на небо, оставив у меня в руке щепоть ниточек. К хозяйке полетел!

Я оглядывался и отряхивался.

Приземлился я в снег на опушке леса. Как она там сказала? «Иди в лес, ищи Рогатого с мешком»? Кажется, какого-то рогатого я уже видел.

Пошел я между низкорослых заиндевелых деревьев, воображая себя следопытом. Загвоздка в том, что следов на снегу не было. Сверху-то я видел, какой лес огромный. Может, Рогатый в другом конце его бродит. Потом вспомнил, как он рогами иней с деревьев сбивал, стал и наверх поглядывать. Ветки все прятались в цельных серебристых чехольчиках, как рога у оленя. Здесь никто не проходил.

Покричать, что ли?

Поорал я «эге-гей», задрав голову к звездам первого неба, а когда снова взглянул вниз, увидел прямо у своих ног цепочку следов. Лисичка! Лисы ставят одну лапку за другой, словно идут по ниточке. Такой характерный след даже я узнал.

Странная, однако, лисичка – на крик пришла. Ну, как бы то ни было – хоть одна живая душа! (Медведей я почему-то не боялся. Подозревал, что тут звери все волшебные – разговаривают. Хотя, сказочные существа, конечно, тоже покушать не дураки).