И замкнется круг

Мы сидели и смотрели на растерянных членов совета, никто из них не мог нам ничего сказать.

– Да это бунт! – хмыкнул Давид.

– Раз вы снова хотите разрозненности, вам не привыкать, – отрезал Калеб.

– А не боитесь, что Лемнискату может и повлиять на ваше решение? – мрачно спросил Ратский.

Тут Калеб прохладно улыбнулся.

– Думаю, вы все забыли, что я, как Воин, могу сплотить всех творцов и научить их… отстаивать свою точку зрения, а Вера обеспечит нас крепостью духа и здоровьем. Думаю, мы будем тверды в своих взглядах.

– Особенно если учесть, что мы с Калебом вне уравнения и аналитикам не просчитать наши действия ни в настоящем, ни в будущем, – я бросила красноречивый взгляд на Даго.

Тот лишь скривился.

– Нам надо подумать, – подытожил Ратский.

– Лукреция, помнишь, ты мне обещала? Что они решат? – Я прямо посмотрела на женщину.

Словно просканировав взглядом каждого присутствующего в комнате, она слегка мне улыбнулась.

– Они согласятся.

* * *

Первое время после победы, а совет действительно дал добро на объединение, работать пришлось много и всем. А в особенности нам с Калебом: раз мы все это затеяли, как они выразились.

Теперь Цитаделей будет несколько, и они вместе с официальными зданиями корпорации и различными научными центрами образуют своеобразную сеть, окутывающую мир. Что-то останется таким, как сейчас, кое-что закроют и переоборудуют.

По всему миру будут открыты новые библиотеки, а кое-какие старые будут «окультурены», как, например, та, в которой побывали мы с Калебом. Знания должны распределяться равномерно и дублироваться, чтобы на любом континенте быть под рукой.

Какие-то нововведения были предусмотрены для творцов, какие-то – для аналитиков и ученых. В новом плане развития было учтено, кажется, все, хотя каждый понимал, что осуществляться это будет не сразу.

Но было кое-что, что начали сооружать в первую очередь, а именно огромный памятник, чтобы почтить погибших и как напоминание о случившемся.

Война филиалов и раздрай внутри организации не выносились на всеобщее обозрение, исключение составили теракты. В Лемнискату было не принято выносить сор из избы, и тем не менее государства ощутили кое-какое беспокойство.

Воздвигнутая на месте Цитадели Южного филиала статуя богини Фемиды была словно символ равновесия и мира не только для посторонних зрителей, но и для нас самих.

Когда спустя пару месяцев все наладилось и более-менее вошло в колею, монумент, построенный в ускоренном темпе, уже был готов к открытию. И не только он.

Делать достоянием гласности степень близости наших личных отношений с Родригесом мне не хотелось, но Калеб уперся рогом и не отступал от своей идеи. Он считал, что до визита к моим родственникам все должны узнать о серьезности происходящего между нами.

Я не совсем понимала, почему для него это так важно. Настолько, что я даже ощущала внутри его души отголоски страха и напряжения.

Что было тому виной? Традиции? Тайна, о которой я ничего не знаю? Неужели после всего, что мы с ним пережили, меня ждут еще какие-то сюрпризы?

Перед тем, как мы отправились на официальную церемонию открытия памятника Мира, мне на палец надели обручальное кольцо. Не слишком шикарное, но элегантное, с крупным желтым бриллиантом – цвет моего дара. Выбранное и подаренное с любовью.

Оторвав восхищенный взгляд от кольца, я подняла глаза на Калеба.

– Калеб, успокой меня и скажи, что ничего не случилось. Прошу.

– Чего ты опасаешься? – удивился он.

– Меня тревожат твое беспокойство и желание всем объявить о нашей помолвке. Разве это так важно?

– Для меня – да. Пусть и корпорация, и весь мир знают, что ты принадлежишь мне. А особенно Ратский.

Я облегченно выдохнула, поняв, что Калеб слышал наш разговор, состоявшийся сразу после того, как совет довел до нашего ведома свое решение об объединении. Тогда Иван Иванович подошел и тихо спросил, не пожалею ли я о слиянии, если через какое-то время наши с Родригесом отношения распадутся?

Я тогда промолчала, лишь отрицательно мотнула головой, а вот Родригес услышал и все это время испытывал беспокойство.

Притянув своего мужчину за шею ближе и поцеловав, я прошептала:

– Пока ты этого хочешь, я с тобой.

– А я с тобой навсегда.

– Вот и выяснили все, – пробормотала я.

А меня стиснули в объятьях и крепко и тепло-тепло поцеловали.

Через несколько часов мы стояли недалеко от водопада Виктория, рядом с которым теперь высилась прекрасная статуя, белая и невероятно изящная и красивая.

Пышное мероприятие, море радости для всех, в том числе и для нас, тех, кто знал ее истинную цену. А мы стояли, взявшись за руки, и слушали перешептывания репортеров. Заголовки завтра будут не только об архитектурном шедевре, но и о том, что русская аристократка пленила сердце «расчетливого дельца».

Вот только утром триумф Калебу подпортило одно письмо – его приглашали посетить с официальным визитом резиденцию моей семьи.

* * *