– Прав был Савелий. Несправедливо, когда у одного есть все, а другим – ничего. Не по-советски это. Поэтому решил я разделить немецкую картину на всех. Пускай каждый выберет понравившуюся часть и прибьет дома на стенку.
Он сдвинул грязную посуду в сторонку и, разглаживая шершавой рукой каждую часть, разложил четыре квадрата в той последовательности, когда они еще были единым целым. Загибающиеся кончики он придавил для надежности рюмками и отошел в сторонку, чтобы не мешать просмотру.
– Выбирайте, кому что нравится, – радостно произнес Зяма, будучи абсолютно уверенным в том, что соседи по достоинству оценят добровольную сдачу и раздел трофеев.
Первой отреагировала тетя Сара. Так как все прекрасное было ей совершенно не чуждо, она шустро встала со стула, расправила смятый подол платья и, опираясь на край стола, подошла поближе. Глаза ее светились неподдельным интересом.
– Какая прэлесть! Зямочка, ви нас балуете. Конечно, это не иголочки для патефона, но от красивой картинки грех отказываться. Скажу честно, цельная и в золоченой раме мине нравилась больше. Сема, две симпатишных женщчины в красивых платьях в нижнем левом углу нас устроят? Или брать правую часть с продуктами?
Она покрутила картины в руках, достала из грудей носовой платок и промокнула вспотевший от волнения лоб. Боясь прогадать, Сара решила обратиться за советом к специалисту:
– Дорогой наш художник, может быть, скажете пару слов за эти рисунки? Я прям теряюсь и не знаю, на чем остановиться.
– М-может быть, – осторожно произнес сосед, откладывая альбом в сторону, но, сделав пару шагов, замер, как вкопанный.
– Да ви поближе подходите, не стесняйтесь. Не на базаре, – подбодрил соседа Зиновий.
– Вы где ее взяли? – дрожащим голосом произнес Александр Владимирович.
– Да из фашистской Германии привез. За две пачки папирос у солдата выменял, – опередил всех с ответом Савелий.
Александр Владимирович закрыл лицо руками и покачал головой, словно произошло что-то ужасное и непоправимое.
– Н-не может быть. Н-не может быть, – шептал он, соединяя трясущимися и непослушными пальцами разрезанные части.
– Да ви отрежьте болтающиеся нитки по краям, и всех делов! Они же мешают посмотреть. Мендель, принеси дяде Саше ножницы, – сказала сыну Мирав. – Похоже, он имеет серьезный интерес к старью.
– Лучше захвати микроскоп и фонарик, – добавил Александр Владимирович.
– Уважаемый сосед, позвольте полюбопытствовать, по какому случаю кипеж? Неужели Зяма хотел нам подсунуть дрянь? Хотя, с другой стороны, он мечтал сделать нам приятно, и мы душевно оценили, – пошутил Израил.
– Еще не знаю, но, возможно, через несколько минут я отвечу на ваш вопрос.
Таким взволнованным Александра Владимировича еще никто не видел, поэтому все как один решили больше не приставать с расспросами, а посмотреть, чем все закончится.
– Яша, детка, у тебя глазки острые. Поищи подпись внизу, пока Мендель домой ходит. Ты в школе какой язык учишь? Немецкий? Он тоже подойдет.
Яшка, ничего не понимающий в происходящих событиях, но чувствующий свою нужность, принялся старательно осматривать сантиметр за сантиметром нижнего поля картины.
– Дядь Саш, нет подписей.
– А здесь что?
– Трава и веточки темной краской нарисованы.
– И буквы никакой нет?
– Не-а, я бы увидел.
– Даже если ничего нет, я больше чем уверен, что это Моне.
– Нет, ви слышали «мане»! Что значит вам? Александр Владимирович, минуточку! Я только попросила вашего совета, а вы уже первый в очереди. При всем моем уважении к вашей персоне – только после меня, Савы и Измаила Гершевича, и то, если он захочет уступить. Вы последний пришли.
– Сара Моисеевна, вы не понимаете.
– Да что тут понимать! Интеллигентный человек, участник войны, но сейчас не тот случай, чтобы без очереди.
– Вот лампа и микроскоп, – прервал разговор Мендель.
Александр Владимирович поставил прибор на стол и с помощью фонаря тщательно осмотрел каждую часть холста.
– Даже если не найду подпись, это ничего не значит, – рассуждал он. – Наоборот, ее отсутствие говорит о незаконченной работе или этюде. Время. Нужно обязательно определить время.
– Почти девять, если вам так интересно, – подсказал опьяневший Сава.
– Рисунок, плетение, плотность ткани. Завтра же в музей, на экспертизу.
Он взял один из отрезанных кусков и положил изнанкой под микроскопом.
– Попрошу пардону, специалист, вы перепутали, с какой стороны смотреть, – не унимался Савелий. – На рисунки глядят там, где краской намазано. Я, простой человек, и то знаю. И вообще, что там смотреть! Все и так видно-о-о. Две красивые дамочки в длинных платьях нагло отвернулись и шепчутся, когда выпивка и закусь уже разложены на скатерти, мужчины повсюду лежат на траве и ждут, а им и дела нет. Они моды обсуждают, точно вам говорю.