...и зелень глаз (СИ)

Сколько они уже скитаются так? Неделю? Месяц? Как давно они жили с бабушкой и мамой в маленькой деревне? Чем прогневали богов, что неведомая болезнь вошла в их дом, проникла сквозь закрытые ставни?

Первой не стало бабушки. Мать Линн и Милы постоянно была с ней и велела сёстрам не подходить. Они играли на улице. Рассказали обо всём соседским детям, а те своим родителям. Вскоре Линн и Милу тоже стали сторониться, обходить их дом, запрещали детям играть с ними.

Вскоре слегла и мама, но запретила Линн приближаться. Прогоняла дочерей от себя. И однажды просто не проснулась.

Вся деревня слышала надрывный плач двух сестёр. Линн хотела похоронить мать и бабушку, но была слаба, чтобы вынести их и выкопать могилы. Попросила соседей. Но соседи вместо лопаты принесли к дому факел.

Мила плакала, умоляла не убивать их дом и маму, и бабушку. Линн обнимала, держала её, чтобы Мила не бросилась за мёртвыми в огонь. Дом сгорел, развалились почерневшие сваи, оранжевые искры тлели на углях и вскоре погасли под холодным дождём.

Никто не пустил сестёр к себе. Боялись, что девочки принесут заразу в их дома. Одна добрая душа оставила сёстрам на пороге узелок с хлебом и водой в дорогу. Только дорога была в никуда.

Они шли и шли, и шли. Ни одна повозка не остановилась перед ними. Ни одного дома на пути не встретилось. Может, Линн шла не в ту сторону? Она никогда не покидала пределов родной деревни. Мила уставала всё больше. Еда и вода быстро закончились. Но нужно было идти. Это всё, что Линн знала. Утонуть в тяжёлых мыслях ей не давала маленькая ладонь в её руке.

Когда кто-то ехал навстречу, то Линн падала ниц и вытягивала руки для милостыни. Никто не остановился.

Сёстры не были больны. Мать уберегла их, но голод убивал не хуже болезни.

— Сестра, я хочу есть, — стонала Мила.

Она слабела с каждым часом, больше не могла идти. Теребила маленькими ладонями подол платья, на котором мама когда-то вышила цветы. Сейчас платье, её руки, лицо покрывала грязь и пыль. Только глаза смотрели чисто и жалобно, как доверчивый щенок. Сердце Линн разрывалось, а боль скручивала голодный живот.

Но однажды всё изменилось. Дорожная пыль снова поднялась облаком. Линн закашлялась, а Мила заплакала, и кто-то остановился.

То была не повозка. Карета! Такая красивая! В окне мужская ладонь в перчатке отодвинула шторку. Линн набралась храбрости и подошла.

— Господин, у вас не найдётся еды? Моя сестра голодна.

Зелёные глаза пристально смотрели на неё. Линн однажды видела в траве змею такого же оттенка. Они пугали и манили. Линн изобразила неуклюжий реверанс и протянула вперёд сложенные ладошки.

— Пожалуйста, господин. Моей сестре нужна еда. Я для вас всё сделаю. Всё…

Мужчина в карете что-то сказал в другую сторону. Линн запомнила только, как он махнул рукой, и красивую ткань его камзола — изумрудную, как его глаза.

Их с сестрой посадили на лошадей позади стражников в одинаковых мундирах. Привезли в красивый дом, вымыли и накормили. За это Линн покорно ждала, что у неё попросят. Но попросили вовсе не того, что она ожидала. Ей приказали учиться, а затем спустя четыре года работать не где-нибудь, а во дворце!

В тот миг Линн готова была ради своего благодетеля на всё.

«Я вернусь, сестра. Заработаю много монет, и мы построим свой большой и красивый дом. Или останемся здесь, если нам разрешат. Наш благодетель очень хороший. Он не заставил меня платить. Я только помогу ему и вернусь».

Лишь одного Линн боялась. Смерти. Смерть не позволит ей вернуться. Смерть заберёт всё, как бабушку и маму. Смерть оставит Милу одну. Но ведь Линн тогда набралась храбрости подойти к карете? Она должна быть смелой, чтобы помогать благодетелю, и тогда он защитит её от смерти снова.

— Молю, господин! Я не хочу возвращаться туда.

— Не хочешь? Знаешь, почему я подобрал вас с сестрой?

Линн помотала головой. Раньше она думала, что Генрих Уриен был всего лишь добр и спас от смерти двух сирот. Но всё добро разбилось, как осколки зеркала, от одного его слова:

— Дворняжки.

— А?

— Проще подобрать голодающую дворняжку и бросить ей кость, тогда она будет верна до гроба. Чем взять породистую суку, кормить её деликатесами, а она всё равно может укусить твою руку. Только вот беда: дворняжка, отъевшись, может вообразить себя породистой и начать воротить нос. Не начинай Линн. Помни, кому ты обязана жизнью. Не только своей, но и сестры. Одно моё слово — и она снова окажется на улице голодающей дворняжкой, а ты её больше не увидишь. Ты хочешь этого?

— Нет!

— Тогда исполняй приказ. Я дал тебе право на жизнь и взамен требую преданности. Ты была дитём, но согласилась со всеми условиями. Так не смей предавать меня сейчас. Мне нужны твои глаза и уши, и нет времени учить для этого кого-то другого. Иди к королеве и останься при ней любой ценой. Говори ей, что хочешь. Сочини любую историю. И никогда не смей возражать мне».

Колесо наехало на камень, и карету тряхануло. Линн проснулась. Свет тусклого дня проникал через окно. Напротив Линн сидела, расправив широкую юбку, королева и отрешённо смотрела на пролетающие на скорости виды.