И жизнь, и слёзы, и любовь. Жизнеописание Анны Керн…

Талия Евпраксии Вульф удостоилась чести быть увековеченной в Евгении Онегине. Там, описывая именинный обед у Лариных, Пушкин говорит о строе.

Рюмок узких, длинных,

Подобных талии твоей,

Зизи, кристал души моей,

Предмет стихов моих невинных,

Любви приманчивый фиал

Ты, от кого я пьян бывал…

Этим, мимоходом брошенным, замечанием ограничивается, в сущности говоря, отражение сестёр Вульф в «Онегине», хотя они сами и их близкие думали иначе. Характер Татьяны в главных чертах был задуман поэтом ещё в Одессе и её имя даже служило условным прозвищем для гр. Воронцовой. Если даже допустить, что кое-какие внешние черты Ольги могли быть списаны с Евпраксии Вульф, то сближать Анну Николаевну с Татьяной никак нельзя… Пушкин относился к Анете Вульф гораздо хуже и с меньшим великодушием, нежели Онегин к влюбленной в него Татьяне.

Анне Николаевне шел двадцать пятый год, когда она встретилась с сосланным Пушкиным. Согласно понятиям того времени, она была уже почти старая дева. Она казалась не особенно хороша собой, была слезлива, сентиментальна и не очень умна. Но в душе её хранился неистощимый запас нежности, преданности и желания любить. Само собою разумеется, что она увлеклась Пушкиным. Если принять во внимание близкое соседство, частые встречи и однообразие деревенской жизни, это было как нельзя более естественно. К тому же судьба и характер Пушкина легко могли вскружить и более спокойную голову. Можно лишь удивляться, что это случилось всё-таки не сразу.

В своих письмах 1824 – 26 г. Пушкин довольно часто говорит об Анне Николаевне Вульф, но почти всегда с подчёркнутым пренебрежением и недоброй насмешкой. «Anette очень смешна», пишет он брату. «Анна Николаевна тебе кланяется и очень жалеет, что тебя здесь нет; потому что я влюбился и миртильничаю. Знаешь её кузину Ал. Ив. Вульф? Ессе femina!». «Чем мне тебя попотчевать – спрашивает он князя Вяземского – вот тебе мои бон-мо [ради соли, вообразим, что это было сказано чувствительной девушке лет 25-ти]: «Que c'est que le sentiment? Un suplement du temperament». – Что вам более нравится – запах розы или резеды? – Запах селёдки».

Тон бесед, которые Пушкин вёл с Анной Николаевной, полностью обнаруживается в письме, посланном им в июле 1825 года в Ригу, куда семейство Осиповых-Вульф уехало для купанья в море.

«Что ж, в Риге ли вы уже? Одерживаете ли вы победы? Скоро ли вы выйдете замуж? Нашли ли вы уланов? Донесите мне об этом с величайшими подробностями, ибо вы знаете, что несмотря на мои дурные шутки, я истинно интересуюсь всем, что вас касается. Я хотел бы побранить вас, но на столь почтительном расстоянии у меня не хватает мужества. Что до морали и до советов, то вы их получите. Слушайте хорошенько: 1) во имя неба, будьте опрометчивы лишь с вашими друзьями [мужского пола], эти последние воспользуются вашей опрометчивостью только себе на пользу, тогда как подруги могут вам повредить; ибо запомните, что все они также суетны и также болтливы, как и вы сами; 2) носите короткие платья, ибо у вас очень красивые ноги, и не взбивайте волос на висках, еслиб даже это было в моде, так как вы имеете несчастье обладать круглым лицом; 3) вы стали очень осведомлены за последнее время, но не давайте этого заметить и если какой-нибудь улан вам скажет, что с вами нездорово вальсировать, не смейтесь, не жеманьтесь, не подавайте виду, будто вы гордитесь этим; высморкайтесь, поверните голову и заговорите с другом; 4) не забудьте последнего издания Байрона».

«Знаете ли, почему я хотел бранить вас? Нет? Коварная девушка, девушка без чувства и без и т.д. А ваши обещания, сдержали ли вы их? Ну, я не стану более говорить вам о них и прощаю вас, тем более что я сам вспомнил об этом лишь после вашего отъезда. Это странно – где же была моя голова? А теперь поговорим о другом».

Это письмо очень обидело Анну Николаевну. А между тем Пушкин позволял себе шутки и гораздо худшие. Так, например, к Анне Николаевне обращено стихотворение:

Увы, напрасно деве гордой

Я предлагал свою любовь:

Ни наша жизнь, ни наша кровь

Ее души не тронут твердой!

Одним страданьем буду сыт,

И пусть мне сердце скорбь расколет…

Она на щепочку…

Но и понюхать не позволит.

Эти стихи, невозможные полностью для печати ни при каком цензурном уставе, были однако, известны женскому населению Тригорского, ибо их сохранил для нас второй муж А.П. Керн, который, не будучи лично знаком с Пушкиным, мог узнать их только от своей жены.

П. Губер. Дон-Жуанский список Пушкина. Издательство «Петроград». MCMXXIII, Военная Типография Штаба Р.К.К.А. 1923. С. 23

Из Михайловского в Тригорское дорога идёт сначала лесом, спускаясь к берегу озера, а затем поднимается в горку, на опушку леса.

В.Г. Вейденбаум. Ист. Вест., 1911, № 8