И жизнь, и слёзы, и любовь. Жизнеописание Анны Керн…

Августейший Монарх, Всемилостивейший Государь! Отчаянное, безнадежное состояние и жесточайшая нужда повергают меня к стопам В. И. В-ва; кроме Вас, Государь, мне некому помочь! Совершенное разорение отца моего, надв. сов. Полторацкого, которое вовлекло и мою всю собственность, равно отказ мужа моего, генерал-лейтенанта Керна, давать мне законное содержание лишают меня всех средств к существованию. Я уже покушалась работою поддерживать горестную жизнь, но силы мне изменили, болезнь истощила остальные средства, и мне остаётся одна надежда – милосердное воззрение В. И. В-ва на мои страдания. Я не расточила своего достояния; это внушает мне смелость воззвать к милосердию В. И. В-ва: Вы ли не будете снисходительны к дочернему усердию, через которое я ввержена в нищету.

А.П. Керн – императору Николаю I. 10 августа 1836 г

…увидя же вскоре (после женитьбы) к себе её равнодушие и холодность, поздно познал своё несчастье. Она, невзирая на все мои и общих знакомых убеждения и просьбы, оставила меня с двумя дочерьми самовольно в первый раз на четыре года, расстроив меня совершенно сделанными для неё и при неоднократных потом возвращениях ко мне в скудном виде после продолжительных отлучек, долгами… Но я, как надлежало супругу, вызвал её после четырёхлетней разлуки с взрослыми детьми, не вспомнив прошедшие неприятности, принял её с прежнею любовью, хотя она, смею доложить, прибыла ко мне, не имея даже и необходимого платья… Моё снисхождение не послужило к добру: она забылась, изъявив мне желание, чтобы я детей определил на казённое содержание… Наконец, моя жена оставила меня в другой раз, объявив мне, что не желает со мною жить… Десять лет я провёл в разлуке с женою моею, не имев даже никакой переписки. В нынешнем году, прибыв в столицу, я принял дочь мою из Института… В это время жена моя объявила родным своим, что она желает быть вместе со мною и дочерью, но не с тем, чтобы быть мне женою, а дочери – матерью, а только в обязанности гувернантки. После данного дочери моей воспитания какою может быть ей моя жена гувернанткою, привыкшая к беззаконной жизни и, осмелюсь доложить, – виновница нищеты дочернего состояния? За всем тем, убеждаясь просьбами дочери моей, основанной на истинной любви к родителям, я неоднократно и в прошедших месяцах, оставляя для себя даже необходимое в житейском

быту, помогал неблагодарной жене, посылая ей по возможности деньги.

Е.Ф. Керн – Николаю I. 13 ноября 1836 г.

Керну было указано, что, на основании закона, он должен давать жене приличное содержание, «чем самым и избегнет с её стороны справедливой на него жалобы». Но Керн продолжал жаловаться на жену: в прошении своём к Военному министру графу А.И. Чернышёву от 3-го декабря 1837 г. он, обвиняя жену в том, что она «предалась блудной жизни и, оставив его более десяти лет назад, увлекалась совершенно преступными страстями своими», – умолял об одной милости: «заставить её силою закона жить совместно». Дело было передано Министру Юстиции, но Керн так и умер, не дождавшись его разрешения…

Л.Б. Модзалевский, стр. 114

Несколько слов от автора

И тут, конечно, нужно сказать подробнее о генерале Ермолае Керне, о котором столько нагородили всякого нехорошего наши пушкинисты. Такая у них задача – крушить всех, кого невзлюбил Пушкин. И вслед за ним. У них, пушкинистов, нет задачи вдумываться в то, а не напраслину ли возводит на своих придуманных врагов Александр Сергеевич, в необдуманной и неуправляемой своей ярости, в раже, который неумолимо вёл его к роковому исходу жизни. «Дитя порыва», так именовал себя Пушкин. С этой стороны и стоило бы оценивать многие из нелепостей пушкинской натуры, но не таковы пушкинисты. «Бойтесь пушкинистов», – предостерегал ещё Маяковский, они не всегда адекватны в своём неумеренном желании постоянно греться в лучах солнца русской поэзии.

Так вышло с генералом Керном.

Во мнении пушкинистов он туп, рисуется ими эдаким солдафоном, человеком недобрым и недалёким. Отчего это, мы поговорим позже.

А пока попробуем-ка мы восстановить его подлинное значение в русской истории.

Во-первых, напомним, что генерал Ермолай Фёдорович Керн является героем Отечественной войны Двенадцатого года. Подтверждением его именно героического вклада в победу русского оружия над Наполеоном является тот факт, например, что его портрет, по распоряжению самого императора Александра Первого, помещён в Военной галерее Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. Среди портретов наиболее известных героев Отечественной войны 1812 года, выполненных знаменитейшим английским художником, совершенно забытым сегодня, Джорджем Доу.

…Толпою тесною художник поместил

Сюда начальников народных наших сил,

Покрытых славою чудесного похода

И вечной памятью двенадцатого года.