И жизнь, и слёзы, и любовь. Жизнеописание Анны Керн…

Интересно, когда Пушкин писал эти строчки, имел ли он в виду и Ермолая Керна тоже, которого он давно уже выбрал для своего не всегда уместного, а часто и недостойного остроумия. Это у Пушкина бывало в ту пору нередко. В ряде кишинёвских, например, историй он выглядит очень даже отталкивающе. При изучении тех историй осадок у меня в душе сформировался, который частью разрушил мой школьный восторг перед ним. Не совсем опрятен и приемлем оказался новый Пушкин.

Как-то мне пришла в голову идея написать фантастическую повесть о том, будто я попадаю, по случаю, в эпоху, когда происходило становление великого поэта Пушкина. Прочитал я многое о нём в том времени, и встречаться с ним мне расхотелось. Ведь обязательно нарвёшься. Да и жена у меня тогда красавица была. Грустно стало…

Ну, да ладно, это к делу не относится…

Происхождением Ермолай Керн был из «немцев», так в России со времён царя Алексея Михайловича называли всех переселенцев из Европы. И жили его предки, наверное, в той знаменитой Немецкой Слободе, в которой почерпнул первые понятия о достоинствах европейского уклада жизни юный царь Пётр Первый. По образцу которых он и кроил потом Россию. Национальностью же он, Ермолай Керн, скорее всего был из англичан или шотландцев. Их много оказалось в подданстве русского царя со времён революции Кромвеля, от которой массами спасались в России сторонники британской монархии. Царь Алексей Михайлович очень благоволил этим изгнанникам. Впервые, например, разрешил смешанные браки русских с «бусурманами». Так что, даже лучший его друг и «великого государя ближний боярин», а по сути, премьер-министр царского двора Артамон Матвеев был женат на шотландке, представительнице знаменитого рода Гамильтонов.

В Бородинском сражении Ермолай Керн, подполковник ещё, защищал, например, ставший после того знаменитым Утицкий курган. Дело было так. В этот день один из корпусов французской армии, состоявший из поляков под командованием генерала Понятовского, двинулся в обход левого фланга русской позиции. Оттеснив русских егерей от деревни Утицы, неприятель оказался на высотах, выгодных с тактической стороны. Установив на них немалое количество орудий, противник открыл ураганный огонь по русским позициям, оказавшимся в уязвимом положении. Но в этот день корпусу Понятовского продвинуться и захватить курган не удалось.

Утром он получил в поддержку французский пехотный корпус генерала Жюно. Опять последовала убийственная артподготовка и только тогда Утицкий курган был занят неприятелем. Но это была в определённой степени Пиррова победа. Курган был захвачен только к вечеру, русские дрались отчаянно и нанесли большой урон соединённым силам неприятеля. Они надолго потом задержали продвижение корпуса Жюно и прочих французских сил в московском направлении. В.В. Прунцов в книге «Бородинское сражение» (М, 1947) писал, что Михаил Илларионович Кутузов, который командовал всем этим делом, «вынудил Наполеона применить превосходную французскую конницу в лобовых атаках в условиях страшной тесноты поля боя. В этой тесноте большая часть французской конницы погибла под русской картечью, под пулями и штыками русской пехоты, так, что эти дни будут называть “концом французской конницы”. Резервы, остававшиеся у Наполеона, не были введены в сражение из-за вероятной угрозы их истребления, усмотренной самим Наполеоном. Французы и поляки, продвинувшись меньше чем на километр, были остановлены русскими войсками на всех направлениях».

Подполковник Керн лично водил тогда свой полк в штыковую атаку. И не раз. Генерал П.П. Коновницын, командовавший на этом участке боёв и видевший действия подполковника Керна, не удержался, чтобы не воскликнуть: «Славно, Керн!». И добавил ещё: «Будь в моей воле, я снял бы с шеи моей Георгиевский крест и надел его на тебя!».

Позже стало известно, что Наполеон как-то уж слишком странно вёл себя во время этого ожесточённого сражения. В пять утра, выйдя из своей палатки, он воскликнул бодро: «Наконец они нам попались! Вперёд! Откроем двери Москвы!..». Однако через очень недолгое время сник и, казалось, махнул на всё рукой. Маршал Мюрат вспоминал потом, что в этот великий день он не узнавал гениального Наполеона! Раз за разом он отказывал своим генералам, просившим ввести в бой Гвардию, чтобы добиться решительной победы: «За восемьсот лье от Франции нельзя рисковать своим последним резервом!..».

Подполковник Ермолай Керн за эти бои удостоен был звания полковника. Утицкий курган стал ещё одним памятником доблести русского оружия и героизма русских солдат. Свидетельством тому – установленные тут многочисленные обелиски и монументы боевой славы.