Я, ангел

Делать больше нечего. Надо убираться. Но Тилю захотелось опробовать навык. Сосредоточился на правом плече и увидел смутное облачко. Больше ничего. Может, потому, что плечо сильно содрогалась. Левое и вовсе сияло загорелой кожей. Но было что-то еще. Вдруг понял он, что видит тело изнутри во всех подробностях. По венам бежала кровь, сердце работало натужным мотором, печень изливала желчь, в животе разлагался ужин, большая часть откладывалась в толстой кишке, сквозь поры кожи пробивались пот и сало. Все это издавало чавкающие, шуршащие, хлюпающие, чмокающие звуки, как механический нож, разделывающий баранью тушу. Не было волнующей романтики. Организм совершал естественный процесс притирания, выполняя биологический акт. Механическое совокупление кожаных мешков с дерьмом и костями.

Омерзительное открытие.

Стоило ради этого попадать в ангелы.

В любви, которая называлась сексом, Толик знал толк. Умел доставить настоящее удовольствие, чем гордился, и уверял, что фильм «Дон Жуан де Марко» сняли про него. На работе занимался не сексом, а творчеством, всегда творчеством чувств. Каждая женщина была новым куском глины, из которого лепилась уникальная симфония поз, звуков и впечатлений. Камасутра годилась ему для детских забав. Маэстро постели и дирижер оргазмов был уверен, что лучше него это никто не делает. Во всяком случае, в границах Российской Федерации. Потому что делал от души. Толик любил секс не только за деньги, но как тонкий ценитель.

Тиль узнал изнанку.

Близость разгоряченных тел – всего лишь тошнотворное физическое упражнение. Открытие поразило настолько, что ревность отступила. Действительно, всю жизнь заниматься любимым делом, верить, что достиг совершенства в высоком искусстве, а оказывается – мял свежее мясо. И больше ничего. Вообще ничего. Сколько ни всматривайся, кстати, она уже совсем готова, нет даже намека на любовь. Очередное желание, не хуже и не лучше. Чистая физиология. Тиль был ошарашен, как чукча, игравший на скрипке, и вдруг узнавший для чего смычок.

Если бы мог – с радостью заблевал пол.

Аленка между тем никак не могла дожать. Тень мучилась.

– Новичок или соскучился?

В кресле устроилось статное тело в смокинге, над которым торчала добродушная, хоть и помятая, физиономия. Сквозь смокинг просвечивала стопка белья любовников.

– Знакомые лица! – обрадовался ангел. – Давненько не видел. Ты стал знаменитостью. А меня 33-32 зовут. Привет, коллега!

От дурацкого вопроса Тиль удержался. Ну, конечно, этот знает его по досье своей подопечной. Кого же еще. Значит, у Аленки есть ангел. Получается, близкий друг. Одну телку делили. То есть овечку.

– Советовал ей, дуре, чтобы с тобой завязывала, так не слушала. Теперь будет расхлебывать, – беззлобно сообщил ангел.

– Он кто?

– Обычный проходимец. Как ты. Только без обид, ладно, ангел-кадет?

Тиль и не думал начинать войну. Ему требовалась помощь:

– Покажите ее досье. Пожалуйста...

Девчонка разразилась продолжительным воплем. Дошла, значит.

Ангел 33-32 даже подскочил в кресле:

– Ты что! Это запрещено! Да за это такие штрафные начислят!

Молодой ангел был настойчив. Просил, уговаривал, взывал и даже упрашивал. И пересилил. Видимо, 33-32 по натуре был добряк.

Аленка как раз успокоилась.

Ангел щелкнул, облачко навело резкость. Тиль углубился. Среди всего хлама желаний, что накопила его, нет, уж не его, девица, искал одну лишь маленькую подробность, пустяк, но важный для него, особенно сейчас. Аленка так часто говорила, что «это» у нее возникло впервые с ним, только с ним, и она этим страшно дорожит. Тиль просматривал карточки, перебирал и рылся, видел себя с ней, нет, не себя – Толика, просмотрел дни и ночи, каждую минуту, и даже три последних месяца. Но все было впустую. Рубинового камешка не было. Даже намека. Даже следа. Даже крохотной искорки. Слова Аленки были выхлопом легких, не лучше извержения газов. Досье не врет. Желание – не любовь.

Облачко погасло.

Зарабатывая на женщинах, Толик тайно верил, что когда-нибудь откроет самое чистое и святое в той единственной, ради которой стоит жить. Он не знал про рубиновый камешек, видный ангелам, но смутно догадывался о чем-то подобном. Ему даже казалось, что это возникло у них с Аленкой. Ну, почти возникло. А на самом деле? Пустота желаний. Слова только. Шептала Аленка, не веря и не чувствуя ничего. Наверное, Толик был слеп, как безнадежный самец-романтик. Удовольствие вышло слишком дорогим.

Аленка сыто разметалась по сырой простыне. Вспотела, бедная.

33-32-й сочувственно улыбнулся:

– Тебе уже говорили, что быть ангелом – не самое приятное?

Согласился Тиль молча.

– Значит, еще ничего не знаешь, коллега. Дальше будет интересней.

– Это радует.

– Не расстраивайся. Не принимай близко. Будь равнодушен. Они всего лишь овечки. Не лучше и не хуже. Они такие, какие есть. Ангелу требуется нечто большее, чем терпение. Но главный приз того стоит.

Показалось, что ему хотят подсказать нечто очень важное:

– Какой приз?

– Извини, коллега, это – сам. – Ангел 33-32 беспомощно развел руками.

Крыльев и у него не было. Это точно.