Я, бабушка, Илико и Илларион

С постамента на меня глядел поясной портрет юноши в камне. Однако то был не портрет. И не памятник, не барельеф, не горельеф. Я не знаю, что было это. Это было все и ничего в одно и то же время. Изображение человека, высеченное на базальтовой плите вне всякой перспективы, вне пропорций и объемов. Это было нечто, находившееся за гранью искусства, глядевшее из глубины тысячелетий, первобытное творение первобытного человека, имени которому нет. Вернее всего, это был идол, изумленный непознаваемой тайной природы, божество, кумир, но – чему, кому?..

– Что ты здесь делаешь, Вано? – спросил я и сел рядом.

Он, не отвечая, вынул из нагрудного кармана «Приму», протянул мне, закурил сам, затянулся глубоко-глубоко и продолжал молчать.

– Не видишь, что я делаю? – сказал он наконец.

– Что это, Вано?

Он опять погрузился в молчание. Докурил сигарету.

– Это мой сын, – глухо проговорил он много времени спустя. У меня мороз побежал по спине.

– Что ты говоришь?!

– В прошлом году… в это время… Он забрался на башню Ксанской крепости, на самую верхотуру… выпивший был… и сорвался оттуда… Ребята рассказывали, кто с ним был, – он летел, раскинув руки, как орел… Эх-хе-хей!.. – кричал, оказывается… Горе отцу твоему, сыночек! – Вано искоса, снизу вверх поглядел на идола.

– Но это что, Вано? – спросил я через некоторое время, и опять дрожь пробежала у меня по телу.

– Сказал ведь я – сын мой.

– Ты сам это сделал?

– Я сам. Немного осталось. Вот с той стороны…

Он встал, указал рукой на грудь идола.

– Но ты ведь не скульптор, Вано? – глубоко потрясенный, сказал я.

– Но кто лучше меня знает мое дитя?

– Верно. Но для этого все-таки нужны определенные знания. Ведь это не похоже на твоего сына?

– Кто тебе сказал, что не похоже? Вот его красивые черные глаза, вот изогнутые луки-брови, вот его орлиный нос, и его улыбка, и его мощные шея и руки, его могучие плечи… горе отцу твоему, сыночек! – Вано говорил и дрожащей рукой проводил по серому камню.

И точно перст Господень коснулся безжизненного камня – ожил он, потеплел, заговорил…

Восемнадцатилетний черноволосый, крепко сбитый парень улыбался мне с постамента. У меня зашлось сердце. Вано умолк, его рука безжизненно повисла, точно подрубленная ветка.

Камень опять стал идолом.

– А ты говоришь – не похож… И другие так говорят. Но я ведь не для других делаю! Откуда другим знать моего сына?

– Если ты делаешь этот памятник только для себя, поставь его дома, – робко возразил я.

– Его дом теперь здесь.

Я ничего не смог ответить. Встал, собравшись уходить.

– Не уходи, не оставляй меня одного! Извело меня одиночество, – взмолился он, и две крупные слезы выкатились из его глаз.

Смеркалось, когда я вышел с кладбища.

Напротив парка Ваке завершалось строительство зимнего плавательного бассейна. Большие базальтовые плиты разбросаны были на территории стройки. Подъемный кран медленно поднимал кверху одну из таких плит. Невольно я стал следить взглядом за ее продвижением.

– Эхе-хе-хей! – кричал с макушки здания какой-то парень. Раскинув руки, точно орел, стоял он на самом карнизе и делал рукой энергичные знаки парню, выглядывавшему из кабины крана, – сюда, мол, давай.

В тревоге я сорвался с места, подбежал к зданию.

– Эгей! Брат мой, сын мой, парень! – закричал я во всю мочь своей глотки.

– Чего тебе, дяденька?

– Сойди вниз, прошу тебя, сойди оттуда, не ровен час, свалишься!

– Не бойся, дядя, не свалюсь! – весело отозвался он.

– Сойди, заклинаю тебя всеми святыми, спустись ты оттуда!

Парень в ответ только отмахнулся и продолжал свое дело. Базальтовая плита, медленно колеблясь, плыла в воздухе, поднимаясь все выше в светлое предвечернее небо.

Я очнулся, повернул обратно и зашагал прочь, к дому. Пройдя немного по улице, я все же не выдержал и оглянулся. Парень, точно сказочный богатырь, на вытянутых руках опускал на место базальтовую плиту.

Солнце светило ему в спину, и ореолом сияли лучи над его головой.

Я поглядел на кладбище. Заходящее солнце золотило кущи деревьев за оградой, и оно было скорее похоже на сказочный сад, чем на кладбище. И где-то, в самых тайниках души я ощутил необъяснимое умиротворение и спокойствие от того, что в этом раю есть у меня своя могила.

Биографическая справка

Классик грузинской литературы Нодар Владимирович Думбадзе родился 14 июля 1928 года в Тбилиси. В 1937 году его отец был расстрелян, а мать арестована и сослана в Акмолинский лагерь жен изменников Родины (А.Л.Ж.И.Р.) в Казахстане, куда ссылали членов семей «врагов народа» (оба реабилитированы в 1956 году). С этого момента у девятилетнего мальчика началась наполненная невзгодами и переживаниями жизнь.

Детство и юность Нодар провел в Западной Грузии. Сперва в городе Хони, где его приютили родственники, после в Сухуми и, наконец, в деревушке Хидистави у дедушки и бабушки с отцовской стороны. Окончив среднюю школу, он вернулся в Тбилиси и поступил в Государственный университет на экономический факультет.