Я, Бабушка, Илико и Илларион

— А он поверит письму? Почему, скажет, он зарыл его в землю? Не проще ли было передать прямо мне?

— Не мог он сделать этого! Ведь бедный Леварсий скончался, когда Илико не было и года!

— Хорошо, но почему он не сказал жене?

— Потому что Какано умерла еще раньше от родов.

— Тогда все в порядке! Обязательно клюнет!

Мы сложили письмо трубочкой, обмотали тряпкой, брызнули водой и засунули в кувшинчик. Потом тщательно закупорили его и вышли из комнаты…

…На другое утро точно в назначенный срок мы были в винограднике. Илико дал нам по стаканчику водки и по кислому помидору с куском холодного мчади, и мы принялись за работу.

Солнце уже стояло высоко, а Илико и не думал устраивать перекур. Я стал с беспокойством поглядывать на Иллариона — не сорвется ли наша затея, — как вдруг заступ Илико издал подозрительный звон. Илико чертыхнулся, поднял заступ, осмотрел его и продолжал копать. Раздался треск разбитого сосуда. Илико опустился на одно колена и стал ощупывать землю.

Сначала он осторожно извлек горлышка, потом весь разбитый кувшинчик и удивленно посмотрел на нас.

— Что это? — спросил еще более удивленный Илларион. Илико не ответил. Он быстро вынул из кувшинчика тряпку и дрожащими руками развернул письмо.

— Дай-ка прочту! — сказал я.

— Отстань, я сам умею читать! — огрызнулся он и начал: — «Я, Леварсий Чигогидзе, пишу это письмо перед своей смертью. Прожил я жизнь без радости. В последнем куске хлеба себе отказывал, копил копейку про черный день. Подорвал свое здоровье. Вот и умираю теперь. Одно утешение — не пропали даром мои труды, У яблони, под большим камнем…»

Илико задрожал всем телом, поперхнулся, закашлялся.

— Ну, чего ты стал? Читай дальше!

Побледневший Илико проглотил слюну и дико взглянул на Иллариона.

— Да скажи же, что там написано!

Я протянул к письму руку, но Илико резко оттолкнул ее, поднес бумагу к глазам и прохрипел: — «Под яблоней, где лежит большой голыш… Сидел я днем и ночью… Так и прошла моя жизнь… Да хранит господь моего Илико… Аминь…»

Илико сложил дрожащими руками письмо и спрятал его в карман.

— Ничего не понимаю, — сказал Илларион, — зачем ему понадобилось закапывать письмо в землю? Положил бы на стол…

Я больше не мог вытерпеть. Чтобы не расхохотаться и не провалить все дело, я сослался на страшную жажду и убежал к роднику. Нахохотавшись, я вернулся в виноградник. Илико и Илларион сидели на траве и курили.

— Пожаловал? Ну, за работу! — встал Илларион.

— Илларион, дорогой, может, хватит на сегодня? Что-то нездоровится мне…

— Да что ты!

Илларион взял Илико за руку, нащупал пульс. Тот прикинулся умирающим.

— Ты иди, Илико, приляг, а мы поработаем.

— Нет, Илларион, идите и вы, отдохните!

— Что ты, Илико, какой там отдых!

— Говорю тебе, идите!

— Бросить тебя больного, одного? Ни за что!

— И не подумаем! — добавил я.

— Сукин сын! Ты что, сегодня помешался на работе? Катись домой!

Илико терял терпение.

— Как же так, Илико, ведь день только начался?.. — Голос Иллариона звучал сочувственно.

— Вы что, оглохли? Говорю вам — идите домой, оставьте меня в покое!

— Тебя нельзя оставлять одного!

— Илларион Шеварднадзе! Христом богом тебя прошу: уйдите!

— А как же с виноградником?

— Не твоя забота!

— Что на тебя нашло, старик?

— Отстаньте! — заорал вышедший из себя Илико. — Убирайтесь! Земля моя! Как хочу, так с ней и поступлю! Слышите?!

— Воля твоя… Завтра прийти?

— Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю! Не нужна мне ваша помощь! Отстаньте от меня! Уйдите! — завизжал Илико. — Понятно вам? Убирайтесь!

Мы выбежали со двора…

…Еле дождавшись утра, сгорая от любопытства, мы подкрались к дому Илико. Огромный камень под яблоней, который не могли бы сдвинуть десять дюжих молодцов, был отвален в сторону. На его месте зияла черная яма. Оттуда доносилось тяжелое дыхание и летели комья земли…

— Начал! — прошептал Илларион.

— Видно, всю ночь копал! — сказал я.

— Илико! — позвал Илларион.

Из ямы сперва показались руки, потом высунулась повязанная платком голова, наконец вылез сам Илико.

— Чего тебе? Какого черта притащился?!

— Пришел тебя проведать… Думал, заболел… А ты… Что ты делаешь, Илико?

— Колодец копаю!

— Колодец? Так у тебя ведь есть и колодец и отличный родник!

— Есть! А теперь копаю еще запасной! Имею право?

— А в винограднике работать не будем? — спросил я.

— Вон! — крикнул Илико, вылезая из ямы. — Убирайтесь, ироды!

Задыхаясь от сдерживаемого смеха, мы с Илларионом выскочили на дорогу…

…Всю неделю Илико трудился в поте лица. Яма под яблоней превратилась в глубокий колодец. Не найдя в ней ничего, Илико стал копать другую яму. Прошло еще несколько дней. На Илико жалко было смотреть. Он осунулся, зарос бородой, еле двигался от усталости.

— Хватит с него! — заявил Илларион. — Умрет старик… Сегодня ночью надо кончать.

С наступлением темноты мы залегли в засаде неподалеку от яблони и затаив дыхание стали ожидать триумфального конца нашей великой затеи.