Я – Беглый

— Да, это вы заметили верно. Как-то страшно стало мне одному, я никогда в жизни не оказывался один. А вы думаете, ваша племянница обманет меня?

Старуха вдруг засмеялась:

— Я этого не знаю, и не знаю, не обманете ли вы её… и нас обоих. Разве можно предугадывать такое?

Мы помолчали, а потом я коротко сказал.

— Ладно. Я взялся за это. Значит так. Метапелет больше сюда не ходит, рассчитайтесь с ней, и не старайтесь особенно извиняться. Пусть она посплетничает. Бармен тоже увольняется. Кто ещё у вас работает, не считая девочек?

— Повар, ему жена помогает, — сказала Фира. — Но с ними проще, потому что они работой недовольны.

— Прекрасно. Пусть они ещё вдобавок повсюду говорят, что у вас денег нет, и вы просили растянуть расчёт на несколько выплат. А никайонщики?

— Двое. Посменно работают.

— Их тоже рассчитывайте. Ещё кто?

— Массажист. Но без него многие клиенты сюда не пойдут.

— Вот и отлично. Не пойдут и станут судачить. Мне нужно нашего выходца с того света выманить сюда не, когда ему будут удобно, а когда мне нужно. Он побоится, что вы заведение ликвидируете и исчезнете. Искать — большая потеря времени. У меня же впечатление, что времени у него не так много, как он говорил Фире. Остаёмся здесь одни. Но заведение пусть работает на всю катушку. Пусть будет побольше болтовни. Всю работу мы, Фирочка, уж ты потерпи, будем делать вдвоём с тобой. Дальше. Даём объявление сразу в несколько газет и в русскоязычную какую-нибудь, например, в «Вести» тоже.

Продаётся преуспевающее предприятие «Русская баня». Оборудование в отличном состоянии. Полный штат сотрудников. Очень много клиентов. Никаких проблем с налогами. Никаких невыплаченных ссуд или долгосрочных кредитов. Срочно. Недорого. Звоните сейчас!

— Он обязательно забеспокоится.

В Союзе, когда я запутался в серьёзные дела, меня один человек учил, что есть правило: Когда уж противник заявил ход, нужно терпеливо ждать его хода и не мельтешить. Но я совсем с толку сбился и, конечно, сразу же лоханулся, как последний фраер. Как только вся эта сумятица началась — звонок. Трубку, как на грех, снимаю я. Кто-то с сильным кавказским акцентом спрашивает меня о Натаниеле, когда она сегодня будет свободна. Я отвечаю, что весь вечер и ночь у девки расписаны.

— А Лора?

— С восьми вечера у неё окно до часу ночи, но с часу у неё серьёзная работа, так что выкладываться она не станет, предупреждаю.

— Роман это ты?

— Нет, я новый бармен. Роман уволился.

— Спасибо. Увидимся.

Положил я трубку, слегка подумал и за голову схватился. Ведь это ж я сам себя подставил! Где вы видели такого идиота? Теперь он знает, что точку охранят какой-то мужик. Справки обо мне навести легко. Он будет готов. А тут ещё Фира говорит:

— Слушай, хочешь, не хочешь, а надо привезти напитки. На завтра уже ничего не остаётся.

Напитки они получали с небольшого склада в Азуре. Место тихое. И я, понимаешь, боюсь Фиру одну туда посылать. Ведь, когда он узнал, что в бане кто-то, ему неизвестный, взялся её охранять — ему тогда проще её захватить в городе, и заняться шантажом, чем в баню являться, где неизвестно с кем он будет иметь дело.

В этом заведении был один постоянный посетитель. Древний старик. Он всегда приходил в моцей шабат уже совсем поздно, выпивал стакан колы и смотрел на девок, усевшись в кресло. Посидит, посидит, посмотрит, как танцуют, и уходит. Он был родом из Могилёва, приехал в 45 году прямо из концлагеря. Как-то я с ним разговорился. Звали его Гирш.

— Знаешь, Лео, я ведь участвовал в обороне Дгании. Этот кибуц постарались укрепить, как могли, а командовал Даян. Он ещё был подполковником тогда. Было нас немного, по-настоящему оборону организовать было невозможно там. Окопались кое-как. И у нас были две французские мортиры.

— Да я слышал про это, — говорю. — Так это ты такой герой? И самого Моше Даяна знал?

— Как же. Друзья были. И мортиры эти я лично монтировал, потому что немного в механике разбирался. Я до войны работал на вагоноремонтном заводе. Они к нам поступили в разобранном виде, в ящиках. Их бы надо в музей было поставить, потому что французы из них последний раз палили во время франко-прусской воны.

Я эту историю знал хорошо, потому что её по радио и телевидению рассказывают каждый год в День Павших. Наступала колонна из шестидесяти сирийских танков, и Даян открыл из этих мортир огонь. Каким-то чудом удалось один танк подбить. Арабы подумали, что нарвались и идут прямо на мощную батарею. Они ведь плохо, вообще-то, воюют. И повернули.

— Слушай, — я говорю, — не обижайся, дядя Гриша, за такой вопрос. А чего ты сюда ходишь?

Он совсем не обиделся, а наоборот засмеялся.