Рассуждал я так. Он, конечно, знает, что здесь есть огнестрельное оружие, здесь оно почти в каждом доме, тем более в таком месте. Он понимает, что я его ждать буду не с парадного подъезда, а с чердака или чёрного хода. Поэтому, вернее всего он с парадного и появится. Я автомат снял с предохранителя и взвёл. А его всё нет. И это продолжалось почти до самого вечера, уже стало смеркаться. Вдруг я шкурой почувствовал: вот сейчас! И точно слышу на лестнице шаги. И слышу, говорят на иврите сразу несколько молодых голосов. Один голосок девичий:
— Как, Максим, ты ходил к русским шлюхам? О, Боже, какой ужас!
По лестнице поднимается мой знакомый парень, полицейский шотер (постовой), с ним напарница его, лет восемнадцати девчонка, и трое ребят из «Амбуланса».
— Боже мой, что это за ужасная порнография! Это из таиландских журналов. Такого насмотришься, и не захочется выходить замуж.
— А когда Мири выходила замуж, и вы пригласили на девичник стриптизёра, что вы там вытворяли?
— Я не вытворяла, а потом это был нормальный еврейский стриптизёр.
— Ну, конечно, он был кошерный…
Идут себе цыплята эти, смеются и болтают всякую ерунду. Никаких покойников.
— Здорово, Лёвка. А что это у вас так тихо?
— Так продаёмся же.
— Есть предложения?
— Пока что-то ничего серьёзного.
— Я говорил, сперва нужно было делать ремонт. Слушай, вы днём или ближе к вечеру не слышали рядом каких-нибудь криков, стонов, на помощь никто не звал?
Я сказал, что ничего не было.
— А что случилось?
— Прямо у вас под окнами умер какой-то бездомный старик. Хотел я вызвать следственную бригаду, при нём был пистолет, он кого-то поджидал тут, долго ждал, потому что окурков много набросал и вытоптал траву. Не хотят ехать. Говорят, если из-за всякого пьяного русского олима приезжать, не отчитаешься за горючее. Не любят нас.
— А мы их любим? Вот напарницу твою я б, скинь мне лет пятнадцать…
— Ага, разогнался. Только сунься, так наладит прикладом по голове — позабудешь и про любовь. Я уж пробовал. И в суд заявлять не станет, она местная.
— Но, знаешь, Макс, если он тут выслеживал кого-то… А можно взглянуть на него?
— Да ребята его уже затолкали в мешок. Зачем тебе смотреть? Зрелище неприятное. Он умер от инсульта.
Когда они ушли, мы поднялись к Циле. Она лежала, почти сидела на постели, опираясь на высокую подушку. Совершенно белая, как мел, а глаза блестят, как у наркоманки.
— Где Ояр?
— Циля Самуиловна, забудьте про Ояра. Он умер. Умер сам, значит, по-настоящему умер, от инсульта. Он стоял у вас под окнами полдня на жаре и умер. Только что миштара приезжала, и его увезли. Всё.
— Эли убил его, — сказала старуха, — Он пришёл, как обещал мне, и убил. Больше ведь некому заступиться за меня…
Прожили мы с Фирой чуть больше года. Циля-то вскорости умерла. И тут оказалось, что я рылом не вышел. Я же малограмотный. Фира читала мне книжки вслух. Я чуть с ума не сошёл. Особенно от стихов. Сказать по правде, я и не знал, что на свете было столько поэтов. А сейчас их как бы не больше стало, чем раньше. Она мне читала стихи наизусть. Даже в постели. Один раз легли, и она мне читает что-то уж совсем непонятное. А я не выдержал, прижал её покрепче, как она всегда любила, и как будто всё было хорошо, так хорошо, что даже картина со стены на нас упала. А после:
— Неужели ты ни о чём, кроме этого, никогда не думаешь, когда мы вместе?
Тут я разозлился и говорю:
— А ты сама-то? Что ж ты тогда так высоко ноги задираешь, что даже эта дурацкая картина на нас свалилась?
— Этого не может сказать женщине порядочный мужчина, а только настоящий хам! И эта картина не дурацкая, а копия Марка Шагала. Я ноги поднимаю, потому что ты пользуешься слабостью моей женской природы.
— Ничего себе слабость — чуть мне поясницу не переломила, — в таких случаях она ужасно на меня обижалась.
А раз как-то пошли в филармонию, я и говорю:
— Здорово поют, жаль, я на иврите плохо разбираю, — а эти придурки, как на грех, пели по-итальянски.
А на концерте Ларисы Герштейн я, вообще, уснул. Ну, пива напился, и клонит в сон… Ну, и так далее, не хочется рассказывать. Она сейчас вышла замуж за какого парня из Бар Эланского Университета. Он там читает лекции. Чем он в этом смысле лучше меня не пойму. На импотента вроде не похож. А вот, что он меня моложе, это точно. Что ж так, зараза, не везёт!
Слушайте, ребята, а пока это дело раскручивать будем, может мне одолжите штуки четыре баксов? Я тут затеял предприятие по обслуживанию пожилых богатых женщин. Помещение снял приличное. Ребят набрал путёвых — настоящее стадо козлов, расплачиваться с ними только нечем. И реклама нужна, клиентуры, понимаешь, мало. Ну не четыре, так хотя бы две. Сроком на год и хотя б на четыре выплаты. Я раскручусь и верну.
Плохо, что я кашлять стал. И спина всё время болит. А чего ж вы хотели? Укатали сивку крутые горки. Так ведь у нас в России говорят?