Я – Беглый

Звенел телефон. Я стал объяснять, что у меня сегодня гость и выслушивать сердитые выговоры. Потом позвонил знакомому и спросил, почему сегодня не было службы. Оказалось, что о. Александр заболел.

— Ну, что, Евдоким, — сказал я. — Сегодня у нас заночуешь, а завтра к поезду и поедешь. Тебе до Горького?

— В Горьком у меня есть верный соратник, сподобленный благодати. А потом мне в Чебоксары, а потом ещё на автобус, а там попутками, а, может, повезёт на почтовой машине.

И вот мы сидели втроём и выслушивали от Евдокима удивительные вещи. Он приехал в Новую Деревню для того, чтобы предуведомить о. Александра о близости Страшного Суда. Это, впрочем, я в то время слышал уже не раз. Но Евдоким в связи с этим принял некоторые решительные меры. И он протянул мне тетрадочный лист, исписанный аккуратным мелким почерком. Написано было со смешными детскими ошибками, но я это здесь передавать не стану.

Приказ!

Власти все отменяются. Управление всем миром временно передаётся в руки Морозова Евдокима Ивановича, потому что он сподобился богообщения и ему ведомы тайны, которые до срока передавать никому он не волен. Все армии на свете считаются расформированы, как и остальные учреждения человеческие, особенно же милиция. Всё управляется волею Божией, которую Морозов Евдоким Иванович станет возвещать по радио и телевидению. Это приказание по воле Господа Бога действительно с 24 декабря сего года — после того, как Морозов Евдоким Иванович из деревни Курки Молотовского района перевезёт в Москву, где его будет в Кремле резиденция, жену свою Валентину Сергеевну Морозову, а с нею восьмерых детишек своих — святых ангелов господних, из которых старшенькому четырнадцать лет, и которые сейчас имеют жительство в интернате, как изба сгорела, а власти средств на стройку не выдают, не смотря, что зима морозна.

— Тут бы, Евдоким, тебе надо действовать через суд, а вернее, сначала обратиться в райисполком — сказал я. — Женечка, ты пойди к себе, погляди, что там по телевизору.

Девушка, действительно, была очень напугана и ушла.

— Не веришь, Михаил? А ведь имя твоё означает — Кто как Бог. Как же ты можешь этому не верить? Если же ты укрепишься в этой вере — получишь право вершить суд над грешниками.

— Знаешь, давай-ка я тебе постелю, вот тут, на кушетке. Поспать никогда не вредно.

Некоторое время он сидел, опустив широкий выпуклый лоб на сильную ладонь.

— Да, меня усталость валит. За твою доброту тебе стократ воздастся, хотя вижу, человек ты не истинно верующий и в мыслях нетвёрдый. Однако…, — он засыпал. — Не твоя на то вина. Не твоя, а тех, кто тебя соблазнил неверием. Соблазнившие же малых сих… они… их…

Когда он разделся я увидел, что на груди он носит огромный самодельный крест на простом крепком шнуре. Видно, так он устал, что скороговоркой прочёл только «Отче наш». Лёг, я укрыл его одеялом, а он, лёжа, ещё некоторое время смотрел в потолок, не смыкая глаз.

— Моих, моих… детей, Богом мне данных во благословение — заключить в этот безбожный и бесстыдный интернат, где хлеб воруют у детей и самих же детей воровать хлеб учат, чтобы их приобщить ко греху. Эти люди, из богоугодного заведения блудилище сотворили, а директор даже во грех содомский впал, — он вдруг встрепенулся и поднялся на локте:

— Нет. Не будет справедливости в райисполкоме. Бог — вот она справедливость. Я Его сам видел. Говорил с Ним, и Он мне крепким словом обещал…

— Евдоким, а ты кем работал-то?

— Австослесарем на базе. Там совхоз.

— У меня вертелся на языке подлый вопрос: «И ты в слесарке что ли всего этого набрался?», но что-то удержало меня.

У меня был седуксен, но я боялся дать ему его, потому что он выпил уже около стакана водки.

К вечеру следующего дня он уехал. Его Приказ ещё долго я возил за собой, пока не потерял. Дальше, пожалуй, нечего и рассказать.

Тут могут быть повторы из бывших уже записей

В 2001 году я жил в Иерусалиме. Как-то раз мне позвонили из редакции «Новостей Недели». На моё имя поступили какие-то письма, когда я собираюсь их забрать? Редакция — в Тель-Авиве. Я там появлялся неохотно.

— Послушайте, не в службу, а в дружбу, — сказал я секретарше, — если вам нетрудно, просмотрите их. Попадётся что-то серьёзное, прочтите мне по телефону, а отклики я как-нибудь потом заберу.

Одно письмо оказалось по её мнению серьёзным, и она его прочла мне: «Если фамилия Янсон вам что-то говорит, позвоните по номеру ……». Я записал номер. Янсон — что-то знакомое. А! Фамилия капитана яхты инженера Гарина. Ну, это вряд ли он меня разыскивает. Да к тому же он, кажется, погиб. Я не стал гадать, а просто набрал номер.

— Здравствуйте. Спасибо, что позвонили. Скажите, вы Пробатов, Михаил Александрович?

— Совершенно верно.

— Ваш отец, значит, Александр Николаевич Пробатов? Он был в своё время директором СахТИНРО?

Мой отец, действительно, был когда-то директором Сахалинского отделения Тихоокеанского Института.