«Я — Бейрут...»

Знай израильское командование, что отряд находится сейчас именно в этой роще, так бы все и произошло. Но отряд пришел сюда лишь минувшей ночью, и следующей ночью его здесь уже не будет. Да и сейчас бойцы рассеялись, замаскировались. Ни одно лишнее движение не выдаст их — и напрасно израильские наблюдатели непрерывно следят за окрестностями с ближайших холмов — мы видим их, а они нас не видят. А между тем на Нский отряд у них, как говорится, заведен «особый счет».

Сегодня утром с задания вернулась очередная ударная группа отряда — четверо парней, крепких, загорелых. Самому старшему из них 21 год, самому младшему — плечистому, плотному крепышу с ослепительной белозубой улыбкой—15 лет. Он — прекрасный стрелок из ручного противотанкового гранатомета, и сейчас его РПГ, заботливо вычищенный, прислонен к стволу дерева, в тени которого мы сидим на пожухлой траве. Крепыша зовут Абу Кифак. Вернее, это его боевой псевдоним. «Абу» — по-арабски «отец». «Кифак» — переводится фразой: «Как дела?» — «Отец, как дела?» Абу Кифак заразительно-весело смеется, сверкая «сахарными» зубами. А что? «Абу», отцом, он рано или поздно станет, беззаботно шутит он, а — «кифак»... «как дела?». Что ж, дела пойдут хорошо!

Это он, Абу Кифак, уничтожил позавчера из своего РПГ израильский танк и бронетранспортер. Его товарищи расстреляли из «Калашниковых» и «Дегтярева» всех, кто находился в этих боевых машинах,— израильского капитана и семерых солдат. Потом разбились на пары и два дня возвращались в отряд — путали следы, меняли направление, чтобы не навести врага на район, намеченный для встречи со своими. Двое суток они ничего не ели, пили воду из воронок. Группы, назначенные для их встречи и прикрытия, терпеливо ждали их, знали — вернутся! И они вернулись.

— Кифак? Как дела? — спросил их Абу Адель, заместитель командира отряда, руководивший группами прикрытия.

— Коэс! Хорошо! — с обычной своей ослепительной улыбкой ответил ему юный гранатометчик, которого, впрочем, юным можно назвать лишь по числу прожитых лет — настолько мужествен его облик.

Потерь отряд почти не несет, так как операции готовятся очень тщательно, разрабатываются четко. У каждой группы, на которые делится во время очередной операции отряд, свои задачи — разведка, прикрытие, встреча возвращающихся на базу бойцов. Но атаковать врага, если это не ставит под угрозу срыва главную операцию, разрешается всем.

— У нас в отряде даже идет соревнование — кто больше уничтожит врагов,— полушутливо-полусерьезно говорит мне Абу Адель.

— И кто же у вас сейчас в передовиках? — в том же тоне спрашиваю я.

— Товарищ Райд! — заговорили все сразу и закивали на добродушного толстяка, возившегося все это время с керосинкой, на которой никак не хотел закипать закопченный чайник. — У него — «Дегтярев».

«Товарищ Райд» скромно улыбается, однако видно, что этим всеобщим признанием он гордится. Он даже застегивает свою форменную зеленую куртку, расстегнутую было на его широкой волосатой груди.

— Сколько же... у вас на счету? — интересуюсь я.

— Семь,— скромно отвечает он и для убедительности показывает мне на пальцах.

— Это только за одну операцию,— поправляет его один из бойцов.— А вообще-то у пего на счету уже далеко за тридцать!

Чайник, наконец, закипает, и керосинка немедленно гасится. Костров бойцы не разжигают, чтобы дымом не выдать себя, а керосин приходится экономить: когда еще доставят его сюда из района, где находится штаб командования партизанскими отрядами! Обращаю внимание и на то, что никто из сидящих сейчас со мной не курит. То ли никогда не курили вообще, то ли бросили, чтобы не выдать себя огоньком сигареты, дымком, брошенным окурком.

— Вообще израильтяне, как правило, наши группы после операции не преследуют,— рассказывает Абу Адель.— Боятся нарваться на засаду, на оставляемые нами мины. С наступлением же темноты они боятся даже появляться на дорогах, покидать свои позиции и укрепленные пункты. Зато после каждой нашей удачной операции ведут бешеный огонь «по площадям», пытаясь наугад накрыть наши группы, а то и весь отряд. Так недавно у нас погибла одна разведывательная группа. Но, как правило, потери у нас — большая редкость.

Бойцы внимательно слушают Абу Аделя, кивают. Четверо из них должны сегодня, как только стемнеет, уйти на очередную операцию. У одного на груди значок с портретом Владимира Ильича Ленина, у второго — портрет Димитрова. Первый — студент одного из московских вузов, второй — студент Софийского университета. Оба прервали учебу, чтобы защищать правое дело своего народа. У обоих неплохой «счет» уничтоженных израильских танков и бронемашин. Их «любимое» оружие— РПГ.

— Израильская пропаганда утверждает, будто бы израильские танки неуязвимы. А тут рассказывают, что вы специально охотитесь на них. Что ж, горят, значит, эти «неуязвимые»? — говорю я.

— Еще как горят! — улыбаются оба.— Прекрасно горят! Надеемся, что докажем это еще раз сегодня ночью или завтра днем. Мы ведь охотимся на них и днем!