Я беременна, господин босс!

Снова открываю глаза. Веки тяжелые-тяжелые. Во рту сухо. Но хотя бы уже раздирающей горло кислородной трубки нет. Сколько я проспала – не знаю. В правой руке торчит капельница. Мне противно, хочется ее снять, но понимаю, что с ней я быстрее восстановлюсь, а значит, быстрее увижу сына.

Пытаюсь что-то сказать, но из вырывается лишь слабый хрип.

У изголовья кровати мигает красная кнопка. Наверно, это вызов медсестры. Жму, потому что мне так плохо и надо что-то делать!

Медсестра прилетает где-то через минуту. Делает мне обезболивающий укол. Прошу ее не колоть мне больше успокоительные, потому что чувствую себя постоянно сонной и разбитой.

Спрашиваю про малыша. Он все так же на интенсивной терапии.

- Повернитесь, пожалуйста, - просит меня врач, где-то через полчаса после укола. – Обезболивающее должно подействовать, а вам бы двигаться начать, не то нехорошо лежать.

Я и сама знаю, что движение – жизнь. Но не когда у тебя шов внизу живота и на матке.

Боль адская. Мне нужен какой-то дополнительный стимул.

- Если я сейчас встану, я смогу увидеть сына? – прошу доктора.

- А вы сможете к нему дойти?

- Ох, - шевелюсь я. – Не просто это. Можно еще обезболивающего?

- Нет, Татьяна, разумеется, нет. Мы даем вам минимальное количество лекарств, адекватное в вашем состоянии. Больше нельзя. Это вам только навредит.

- Когда же я увижу сына? – плачу я от бессилия.

- Когда восстановитесь, тогда и увидите. – ободряет меня врач. – Мы бы принесли его, но он точно так же как и вы лежит сейчас в палате интенсивной терапии.

***

Следующие полчаса просто туплю в стену, молясь чтобы сыночек шел на поправку.

Когда открывается дверь, я думаю, что это пришла медсестра с очередным уколом, или врач… но это не так.

Высокая мощная фигура. Черный волос, антрацитово-черный обжигающий взгляд.

Мой личный кошмар. Мое наказание. Отец моего ребенка. Тот, от которого я так старательно пряталась все эти месяцы.

Смотрю на отца своего ребенка, и понимаю: вот он, мой конец! Конец всему, всей моей жизни, потому что без сыночка мне эта жизнь не нужна!

- Таня… - подходит ближе. – Как ты?

Не ругает, не бросается. Не обвиняет в побеге. Но и по взгляду не поймешь, с какими намерениями он сейчас пришел ко мне.

Киваю, вместо ответа. Начинаю плакать. Плохо соображаю, что творю. Нельзя показывать чужим свою слабость, это я усвоила хорошенько. Но мне сейчас так плохо, что волком выть охота.

- Таня… - видит мое состояние. – Ох, ты моя Таня!

Подходит ближе, опускается рядом с моей кроватью на стул.

- Что ж ты натворила?

А я понимаю, что он прав. Что бы не произошло между нами я не должна была так эгоистично поступать с ребёнком. Не должна была так рисковать с родами на дому.

- Почему ушла, Таня?

- Ты… знаешь, почему… - шепчу пересохшими губами.

- Не плач, Таня, я не обвиняю тебя. Прекрати.

- Я… я не специально… ты отберёшь его у меня? – от этого вопроса рыдаю еще больше. Эмир морщится, будто мои слезы разъедают солью его сердце. – Отберешь, скажи?!

- Я не буду сейчас отвечать на этот вопрос.

Бессильно прикрываю глаза. Почему не будет? Хочет дать мне шанс?! Неужели у меня есть этот крохотный шанс после всего что было, воспитывать своего сыночка самой?

- Ты видел его? – всхлипываю.

Эмир кивает. Вот, даже он видел сына, а я, родная мама, – нет.

ГЛАВА 47

ГЛАВА 47

ТАНЯ

- Я хочу увидеть! Я умру, если не увижу сына!

- Ты очень слаба, Таня. Тебе сейчас лучше оставаться в кровати. – непробиваем Эмир.

- Нет! Я не могу! Я встаю!

Злость на ситуацию, на себя, на свою слабость придает мне сил. Я поднимаюсь. Срываю с себя кислородную трубку. Боль на месте шва адская.

- Тань, ты чего творишь? Ты же после операции! – поддерживает меня за плечи Эмир. – Ты в кого такая упрямая?

Нестерпимая боль опускает меня обратно на кровать.

- Я сына хочу увидеть! Понимаешь?

- Но ты никак не дойдешь туда. А принести его не могут, он под кислородом.

Все равно не сдаюсь! Я увижу своего мальчика, или умру!

Зачем здесь Эмир? Без него я бы сцепила зубы, завыла, но поднялась бы. А при нем? Как при нем стонать от боли? Не знаю, хватит ли меня на долго.

- Женщина! – ругается Эмир сквозь зубы. - Упрямая женщина!

Встает. Хотя его движения резки, а лицо жесткое, даже жестокое, он осторожно подхватывает меня. Поднимает на руки, как пушинку.

- Легкая… кожа да кости. – лицо хоть и жесткое, но в глубине глаз тревога, будто за меня переживает.

- Что ты делаешь? – удивляюсь я. – Положи меня обратно.

- Ты же хотела сына увидеть? – с содроганием рассматривает мое бледное без грамма косметики лицо.

- Ты отнесешь меня? – разгорается во мне надежда.

- Ну конечно, Таня. Раз ты не можешь идти сама, то я буду нести тебя к сыну.

- А как же капельница? – кошусь я на штатив, с которого свисает бутылек с лекарством, и трубка утопает в сгибе моего локтя.

Штатив Эмир тоже берет с собой.

Так и несет меня до лифта, уверенно зная дорогу. Ни одна медсестра, и не один врач что попадаются на нашем пути не смеют возразит ему ни слова, настолько Эмир подавляет своей властной энергетикой.

Лишь только медбрат у самого лифта подбегает к нам с каталкой.