Я беременна, профессор!

Профессор навис надо мной, стал целовать так, как будто это было единственное, что могло интересовать нас в данный момент. Его язык вытворял такое, что я мгновенно возбудилась. Вцепилась в рубашку Альберта, потянула Поклонского на себя, а сама ответила на поцелуй со всей страстью, что копилась во мне годами.

Нам никто не мог помешать. Мы наконец были только вдвоем (не считая шлюшки Молли и ее котят, которые возились где-то на полу), и это было едва ли не самым чудесным в том, что я переживала за последнее время.

И когда профессор отстранился и прервал наш поцелуй, разочарованно выдохнула. Однако, Альберт Венедиктович сказал такое, что мигом развеяло это разочарование. Положив ладонь на мой подбородок и проведя большим пальцем по губам, он произнес:

– Завтра же идем подавать заявление!

– Поклонский, я весь горю!

Томно закатив глаза, Тим резко приземлился в кресло на кухне. Вскочившая при его внезапном появлении Шлюшка Молли неодобрительно зыркнула на Ольшанского и удалилась в сторону миски с едой. Я же, потирая спросонья глаза, профессионально осведомился:

– Жар? Лихорадка?

– От любопытства, Алик!

Для любопытства Ольшанский выбрал не самое подходящее время. Хотя знал ведь, что разбудить меня насильственно раньше будильника – дурная примета! Причем для разбудившего.

– И какое же такое любопытство привело тебя ко мне в шесть утра? Хотя не отвечай, я начинаю подозревать, что ты просто решил у меня позавтракать. Но жрать как обычно нечего, – развел я руками.

– Ну хоть кофе-то напоишь? – спросил с надеждой Ольшанский и я, вздохнув, ответил:

– Это можно.

Но, похоже, дело действительно было не только в желании выпить кофе. Не утерпев, Ольшанский вскочил на ноги и, оказавшись рядом, потребовал :

– Ну, рассказывай!

– Чего рассказывать-то?

– Как у тебя с этой цыпочкой все прошло! Я должен знать, если моя метода помогла тебе добиться успеха! Может, я не тем занимаюсь по жизни?

Да уж, в отличие от меня Тим точно не был помешан на науке. А вот на женщинах – вполне. Я порой подозревал, что и в гинекологи он пошел не просто так. Впрочем, пациентки его обожали и врач он был квалифицированный, так что все остальное не имело значения.

Разлив кофе по чашкам, я пододвинул одну Тимуру и спросил:

– А с чего ты взял, что вообще что-то было?

– Элементарно, Ватсон! Ты вчера несколько часов не отвечал на звонки!

Что верно, то верно. Я не только не отвечал, я даже не посмотрел на пропущенные. Когда Даша была рядом… я не думал, кажется, ни о чем ином. Только о том, как она близко. О том, что она вызывает во мне неуместные и неконтролируемые желания. И это меня тревожило. Эти нежданные эмоции были совершенно не по плану.

– Поздравляю, Ольшанский, ты действительно занимаешься не тем. С этого дня я буду звать тебя Шерлок.

Царственно отмахнувшись от моего замечания, Тим опять потребовал ответа:

– Ну так что?

Хороший вопрос. Я и сам не знал на него ответа – что вообще было между мной и Дашей? Зато знал другое – после вчерашней встречи с ней я толком не сомкнул глаз. Нет, такое со мной и раньше бывало – о женских половых органах я думал очень часто. В плане науки, конечно. Вчера же начал думать в абсолютно ином, крайне развратном, смысле. Я даже не помнил, чтобы так хотел женщину когда-то прежде.

– Не хочу тебя расстраивать… – начал было говорить я. Но Тимур меня перебил, театрально схватившись за сердце :

– Она тебе отказала?!

– Она согласилась. Выйти за меня замуж в смысле. Но, должен тебе сказать, в этом скорее заслуга ее беременности, а не твоей методы обольщения.

И почему у меня на языке после этих слов появился горьковатый привкус? Кофе, должно быть. Да, все дело в слишком крепком кофе.

А вовсе не в том, что я хотел от Даши большего, чем мог вообще представить.

– Вот это интересно! – присвистнул Ольшанский. – Так ты уже успел ее совратить! А притворялся тут невинным, как мексиканский кактус!

Я невольно вздохнул. А потом выложил Тиму всю неприглядную правду.

Ну как сказать правду… ту ее версию, которую сообщил и Даше. Про клона я не мог рассказать даже лучшему другу.

– Ну ты влип, – подвел итог Ольшанский и, залпом допив кофе, спросил :

– И что теперь?

– А теперь я иду на работу, – ответил я. – Иначе влипну и того больше.

Честно отработав все запланированные на сегодня лекции, я позвонил Серафиме Петровне.

– Займитесь, пожалуйста, моими пациентами, – попросил я. – Я подъеду где-то к пяти.

На этот раз я оставлял пациенток на Серафиму Петровну со спокойной душой. Больше никаких клонов там, где орудуют ее вездесущие руки!

– Конечно, доктор, – ответила она. – Вы по делам?

Еще по каким! Эти самые дела я уже так привычно высматривал в толпе студентов, вытекающих из стен университета на улицу.

– Да. До встречи, – ответил я быстро, когда наконец углядел искомую светловолосую головку в толпе.