Я Береза, как слышите меня

— А теперь, племяннушка, я тебе расскажу, как твоя матушка справляла по тебе поминки. Не буду врать, — начинала тетя. — На столе было много еды, стояли рюмочки, и вот она достала из шкафчика графин, налила нам по рюмочке, а графинчик-то опять в шкаф, да ключик-то в нем и повернула на "заперто".

— Уж неправда твоя, неправда, Анисушка! — взмолилась мама.

А тетя Анисья, подмигнув мне, продолжала:

— Как неправда? — Правда, чистой воды правда.

Мама сокрушалась, не поняв очередной тетиной шутки, а тетя продолжала балагурить, и так радостно, так тепло было у меня на душе после пережитого, что передать все — и слов-то не найду...

Вот еще один эпизод из той давней поры. Значит, когда мама получила от меня весточку и у соседей убедилась, что она не сошла с ума — что ее младшая дочь Анютка жива! — на радостях надела она свою праздничную одежду и направилась в райвоенкомат.

Позже военком вспоминал этот визит:

— Заходит старушка, возбужденная такая — и прямо ко мне. "Сынок, говорит, — сними ты с меня эту проклятую пенсию!" Я стал расспрашивать старушку — как ее фамилия, кто такая, за кого пенсию получает, а она твердит одно и тоже: сними пенсию, да и только. Наконец разобрался, что к чему, усадил, напоил чаем — и, успокоенная, она ушла...

Сватовство полковника

Майор Д.П.Швидкий, когда нашел меня в штабе 16-й воздушной армии, передал мне письмо. Оно начиналось несколько необычно:

Дорогая Аннушка!

Я очень болен, пишу лежа, но я испытываю радость, когда пишу вам.

Когда мы вас потеряли, я долгое время не мог прийти в себя от горя. Вам непонятно это чувство? Я сам его неясно понимаю, но твердо знаю, что вы мне очень дороги. Возможно, не время об этом писать, ведь вам сейчас не до этого. Я делаю для вас все, что я могу, и даже немного больше. Будьте хладнокровнее, но настойчивее. Я надеюсь, что майор Швидкий привезет вас в полк! Прошу, прежде всего, заехать ко мне, иначе вы меня обидите.

Вас все ждут в полку. Если не отпустят- потерпите и помните, что я все время думаю о вас и буду надоедать начальству. Но очень хочу верить, что вы приедете...

По-дружески обнимаю ваши худенькие плечики и желаю вам добра.

Глубоко уважающий вас В. Тимофеев. 21.02.45 года.

Письмо это было от командира нашей 197-й штурмовой авиационной дивизии полковника В.А.Тимофеева.

Удивили, обрадовали и заставили задуматься его строки. Почему он мне так пишет? Ведь я его мало знаю. Больше того, я всегда с каким-то отчуждением и недоверием относилась к начальству. В полку летчики даже шутили, что Егорова игнорирует начальство, а потому и ходит в лейтенантах, занимая должность подполковника. С командиром же дивизии у меня был даже "конфликт". Полк тогда перебазировался на аэродром Дысь под Люблином. Мне запланировали перелет с последней группой. И вот стою с летчиками, разговариваю, вдруг, откуда ни возьмись, идет командир дивизии. Подходит к нам. Я по всем правилам докладываю ему, говорю, что сейчас вот будет готов из ремонта Уил-2 и мы улетаем.

— Возьмите и меня с собой, — вроде бы шуткой попросил полковник.

— Что значит "возьмите и меня"? Пожалуйста, полетим вместе. Только вы, по старшинству, будете ведущим, — ответила я.

— Да нет, ведущим я не хочу, лучше пристроюсь к вашей группе в хвосте, опять, как мне показалось, несколько наигранно сказал полковник.

— Не люблю, когда начальство в хвосте болтается! — отчеканила я, долго не думая.

Полковник обиделся, повернулся и, ничего не сказав, ушел.

Потом он старался меня не замечать, ну а я и рада была подальше от глаз командования.

И все же обрадовало меня это письмо. Приятно было сознавать, что на белом свете есть человек, который думает о тебе, заботится, старается облегчить твою участь.

Оказалось, комдив просил майор Швидкого заехать вместе со мной в штаб дивизии, который размещался в Замтере. Мы заехали. Командир дивизии встретил меня радостно, приветливо. Долго держал мои руки в своих, разглядывал следы ожогов, а затем вдруг поцеловал их. Я быстро отдернула руки, покраснела, а он стал нас с Швидким приглашать пообедать с ним. Вызвал ординарца и приказал принести из летной столовой три обеда. Достал откуда-то бутылку вина. После обеда комдив сказал:

— Теперь, Аннушка, вам нужно лечь в наш армейский госпиталь, подлечиться, а потом, когда врачи скажут свое слово, да и как вы себя будете чувствовать, будем решать о дальнейшей вашей службе...

В армейском госпитале меня продержали недолго и отправили в Москву, в распоряжение кадров ВВС (моя должность — штурман полка — была номенклатура отдела кадров ВВС). Начальник кадров генерал Шадский сказал мне тогда, что для прохождения дальнейшей службы меня направляют в распоряжение Серпуховского военкомата.

— С вами вместе поедет еще лейтенант. Завтра же выезжайте электричкой, лейтенант заедет за вами домой с личными делами в пакете, — объяснил кадровик.

И, действительно, на утро зашел лейтенант с авиационными погонами, и мы поехали. Явились в военкомат, там дежурный вскрыл пакет, а внутри оказался еще один — с сургучной печатью.