Я Береза, как слышите меня

Очнулась. Лежу на полу на ковре. Рядом стоит стакан с водой. В комнате никого нет. Я тихонько поднялась, выпила водички и села на диван, стоявший у дальней стены. Потом дверь открылась вошел майор Федоров. Я уже знала его фамилию.

— Успокоились? — спросил меня вежливо.

Я промолчала.

— Вот дней девять тому назад вас разыскивали бывшие пленные Кюстринского лагеря "ЗЦ" — врачи. Они написали все, что о вас знают. Как вы попали в плен, как вели себя и как они лечили вас. Просили вас отпустить с ними вместе на проверку в лагерь в Ландсберг, но мы тогда не могли этого сделать. Уж очень подозрительно — в таком аду сохранить ордена и — больше того — партийный билет!.. Короче, мы вас отпускаем. Проверили. Если хотите, оставайтесь у нас работать...

— Нет, нет, — поторопилась сказать я. — Хочу в свой полк. Он где-то здесь воюет на этом направлении...

— Можете идти, куда хотите, — отрезал майор.

— А как же я пойду без справки? Меня тут же заберут и обратно куда-нибудь — упрячут...

— Справок мы не даем! Если хотите в свой полк, то советую выйти к контрольному пункту на дорогу и попросить, чтобы вас подвезли, куда следует.

— Вы издевались надо мной, майор, а теперь смеетесь! Вы видите: идти я почти не могу и кто меня посадит на машину без документов? Дайте мне справку и довезите до КП — Христом Богом прошу!

Майор смилостивился, дал мне справку, мол, такая-то прошла проверку. Потом он приказал довезти меня на повозке до контрольного пункта. Там подсказали, где находится штаб 16-й воздушной армии и посадили на попутную машину.

В отделе кадров армии меня сразу же определили в армейский "Смерш".

— Будем делать запрос в 34-й стрелковый корпус 5-ой ударной армии, где вы проходили проверку, — сказали и отвели жилье — комнату со всеми удобствами и питанием в офицерской столовой. Жена начальника "Смерш" принесла мне журналы, книги — читай себе, почитывай...

Приходили какие-то женщины, офицеры штаба армии, летчики... Поздравляли меня с возвращением с того света, что-то дарили. У меня уже скопилась целая куча каких-то вещей, и кто-то, помню, пошутил:

— Вот вы, товарищ Егорова, в аду побывали, теперь вам рай уготован...

А однажды пожаловал капитан Цехоня. К сожалению, я не помню ни имени его, ни отчества. А вот доброту его во век не забуду! До штабной работы в 16-й воздушной армии он служил в нашем 805-ом штурмовом авиаполку адъютантом 3-ей эскадрильи. Была такая должность, теперь — начальник штаба эскадрильи. Будучи замкомэска 3-ей эскадрильи, я его часто ругала за всякие "мелочи", хотя говорят, что в авиации мелочей нет. Цехоня не сердился на меня, или делал вид, что не сердится, но ошибок не повторял. И вот теперь пришел навестить меня, узнав, что я нашлась, живая. Он принес мне в дар какие-то красивые платья и сказал:

— Собрал посылку жене, а вот узнал, что ты жива, принес тебе...

— Зачем мне платья? — настороженно спросила я. — Наверное, мне дадут вещевики гимнастерку с юбкой?..

— Тебе лечиться надо, Анночка, — ласково сказал Цехоня, — и начал искать по карманам носовой платок...

В полку мое письмо получили. Сообщили в дивизию, мол, жива и находится на нашем участке фронта. Командир дивизии полковник В.А.Тимофеев приказал тогда замполиту нашего полка Д.П.Швидкому срочно снарядить "экспедицию" на поиски меня. И вот наша встреча в отделе кадров 16-й воздушной армии.

... Я сидела на скамеечке, ожидая вызова. Рядом со мной лежал костыль, помогающий передвигаться, соломенная сумочка с эмблемой ВВС и моими инициалами — "А.Е". Эту сумочку мне сплели летчики узники Кюстринского лагеря (сейчас она хранится в Центральном музее Вооруженных Сил РФ). Швидкий увидел меня первым. Выскочив из машины, с раскинутыми в стороны руками он бросился ко мне. А я что-то не сразу узнала его: небольшого роста, в меховом комбинезоне и унтах, на голове шапка-ушанка — ну, как медвежонок.

Фамилия Швидкий очень соответствовала характеру Дмитрия Поликарповича. Он быстро поцеловал меня, всхлипнул носом и побежал оформлять мои документы — с тем, чтобы сразу же увезти меня в полк.

Подошла и группа автоматчиков, сопровождавших замполита. Они шумно здоровались со мной, наперебой рассказывали новости полка, и только один стоял в стороне и, не скрывая своего горя, плакал, повторяя: "А Дуся погибла...". Я внимательно посмотрела на плачущего и узнала в нем воздушного стрелка Сережу, о котором так печалилась Дуся. Она и бомбы противотанковые укладывала в свою кабину — в последнем вылете, — чтобы мстить за Сережу...

Верная гадалка

Письмо от меня в те дни получила и моя мама — его отослали из лагеря танкисты, освободившие нас. Получила, прочитала несколько раз, перекрестилась и решила, что сходит с ума. Ведь была похоронка, была назначена пенсия вместо аттестата, была верная гадалка и, наконец, были отпевание в церкви и запись в поминальнике за упокой души воина Анны... Схожу с ума, окончательно решила мама, еще раз перекрестилась и направилась к соседке. Там, протягивая письмо ее сыну, стала просить:

— Толюшка, почитай! Что-то мне мерещится...