Я Береза, как слышите меня

И вот стою я на вышке, а вокруг такая чудесная панорама! По зеленому ковру летного поля рулят самолеты, в стороне Полтавы взлетают американские "крепости", чтобы бомбить общего врага, виднеется речушка, совсем рядом громоздится Петровский редут, на который напоролась армия Карла XII, а в небе вовсю заливаются жаворонки...

Зазвонил телефон. Сняла трубку — слышу голос руководителя полетов:

— Приготовиться, вылетаем!

Внизу под вышкой заработал моторчик радиостанции. Я взяла микрофон, для порядка дунула в него и заговорила:

— Алло! Алло! Алло! Я — "Береза"! Как слышите?

— Я — "Резеда-два"! Я — "Резеда-два"! Слышу вас хорошо. Разрешите двести...

— Разрешаю двести.

"Резеда-два" — это майор Карев, а "двести" — разрешение на бомбометание и штурмовку. И почему это начальник связи полка Матюшенко придумывает такие позывные, как "Резеда", "Фиалка", "Сирень", "Волга" и другие тому подобныевсе женского рода, для мужчин? А мне вот однажды дал позывной — курам на страх! "Ястреб"...

Группа штурмовиков уже над полигоном — делает круг, круто пикирует на цель. Летчики старательно ловят в прицел мишень и короткими очередями расстреливают расставленные фигуры, затем бросают бомбы и разворачиваются для набора высоты. Карев — "Резеда-два" — спокойно подает команды, внимательно следит за работой каждого летчика.

— Хухлин! Уменьши угол пикирования...

— Агеев! Не отставать...

— Цветков! Уменьши скорость самолета, а то выскочишь вперед группы.

— Молодец Кириллов, прицельно бьешь по целям, — летит над полигоном голос "Резеды-два", и, глядя на эту кропотливую работу Карева с молодыми летчиками, я невольно с добрым чувством глубокого уважения думаю об этом мужественном человеке, вспоминаю полеты с ним над Таманью. Отчаяннее, храбрее над полем боя, чем Карев, я не встречала.

Повторив атаку, каревская группа уходит в сторону аэродрома.

— "Береза", я — "Резеда-семнадцать", я — "Резеда-семнадцать" ... слышится в микрофоне уже другой голос. — Разрешите двести!

— Разрешаю!

И вдруг слышу:

— Зубами мучаетесь, "Березочка"?..

У меня действительно болят зубы. На вышке я стою с перевязанной щекой, но гневно пресекаю вольного сына эфира:

— "Резеда-семнадцать", занимайтесь-ка своим делом! Уменьшить угол!

Но летчик не слушается и, пикируя с крутым углом, бросает бомбы.

— "Резеда-семнадцать", прекратите самовольничать! Не то закрою полигон!

— Вас понял, — весело отвечает он и заходит для повторной атаки. Ловко атакует мишень пилот, ничего не скажешь. Со снижением уходит он от полигона бреющим, оставляя за собой песню:

Ты ж мэнэ спидманула,
Ты ж мэнэ спидвэла,
Ты ж мэнэ, молодого,
З ума разума свела...

Это — летчик Иван Покашевский.

В полку среди прибывших новичков выделялся парень с широким лицом, с копной темных волос и озорными серыми глазами. Одет он всегда не по форме. Сверху гимнастерки старого образца и гражданских брюк ватник, стоптанные, видавшие виды сапоги, шапка-ушанка, сдвинутая на затылок — вот-вот упадет. Это лейтенант Иван Покашевский.

Нам Иван рассказал, что его сбили в бою и он попал в плен. Когда немцы увозили летчиков в Германию, они втроем проломили дыру в полу вагона и на ходу поезда выпрыгнули ночью. Затем бежали в лес — удалось найти партизан. Семь месяцев Покашевский партизанил, был награжден орденом Красной Звезды. Затем летчиков доставили в Москву, распределили в авиачасти, и вот Иван попал в наш полк. А тут еще его отец, когда узнал, что сын жив — а похоронную с матерью они получили год назад, — на радостях продал пчельник и на эти деньги купил самолет. Отец очень хотел, чтобы сын летал на самолете, — считал, что так будет надежнее.

У нас в полку Покашевского обмундировали, назначили летчиком во вторую эскадрилью. И вот в Карловку приехал его отец — Иван Потапович Покашевский и привез с собой своего старшего сына Владимира, директора совхоза.

— Нехай послужат мои хлопчики у вас, — доверительно сказал командиру полка. — Посыдив Володька на "брони", як незаменимый, хватит! Пора и честь знать! Но тильки з одним уговором, ни якой поблажки сынам моим не творить, требуйте бильше, як установлено по вийсковому Уставу...

В тот день погода была чудесная. В синем небе ни облачка, солнце грело по-летнему. На аэродроме собралось много народу жители Карловки и окрестных сел с транспарантами, портретами руководителей партии, правительства и виновников торжества. Тут же, отдельно от других самолетов, новенький штурмовик с надписью по фюзеляжу: "От отца — сыновьям Покашевским".

На крыло самолета поднялись начальник политотдела дивизии подполковник И.М. Дьяченко и семья Покашевских. Сыновья помогли отцу взобраться и встали рядом с ним. Иван — справа, Владимир слева. Митинг открыл Дьяченко. На груди начальника политотдела два ордена Красного Знамени. Защищая Москву, Иван Миронович был тяжело ранен, после чего медики списали его с летной работы.